С самого начала она находилась под зримой и осязаемой для всех защитой Небесных сил. Здесь, слева от великого алтаря, имелось место «ангельской стражи», где Ангел Господень, по данному им обещанию, неотступно должен был пребывать до тех пор, пока стоит Святая София; здесь, рядом с «царским местом», имелось огороженное сверкающей медью пространство, на котором молилась сама Пресвятая Богородица за весь род христианский, — и это пространство, как и место «ангельской стражи», были ясно видны всем вступающим под своды храма[170]
. Здесь Христос, изображенный на иконе, напрямую обращался к людям и проливал слезы за преступления, совершенные людьми. Но здесь же было отведено особое место и для самого императора и членов его семьи, и для вселенского патриарха, и для константинопольской знати, и для послов из других христианских стран, и для простолюдинов — Святая София представляла собой как бы уменьшенную копию всей православной Империи и даже всего мира, уместившихся в одном храме. Больше того, эта церковь являла образ христианского мира в его историческом развитии — от времен библейских патриархов и до настоящих дней, — ибо в ней хранились святыни и Ветхого, и Нового заветов. Современники насчитывали в Святой Софии 365 алтарей (приделов) — по числу дней года[171]. Получалось, что, не покидая церкви, можно было прожить весь церковный год, перемещаясь от одного алтаря к другому, — престольный праздник не прекращался здесь никогда!А другие прославленные храмы Константинополя! Наверняка Ольгу водили в знаменитую Фаросскую церковь Пресвятой Богородицы, входившую в комплекс Большого императорского дворца и находившуюся в самом его центре, по соседству с главным тронным залом, Хрисотриклином, и внутренними покоями императора, в которые княгиня была допущена. Именно здесь, в «малой» Фаросской церкви, были сосредоточены величайшие святыни христианства — Животворящий крест, перенесенный в Константинополь равноапостольной царицей Еленой, матерью императора Константина Великого, еще в IV веке, и орудия Страстей Господних — терновый венец, губка, гвозди от креста и кровь, истекшая из ребра Спасителя, багряница, копье, трость; пояс и сорочка, шейный плат, лентий — полотенце, которым Христос был препоясан; доски от Гроба Господня и печати, которыми он был запечатан. Как мы помним, многие из Страстей Господних, в «показание истинной веры», были предъявлены русским послам-язычникам в 912 году, и едва ли можно допустить, что Ольга не была удостоена такой же чести. Здесь, в Фаросской церкви, среди других святынь, хранился и так называемый Мандилион, или Убрус, — Нерукотворный образ Спасителя, отпечатавшийся на плате, который еще при своей земной жизни Христос сам послал в дар царю Эдессы Авгарю. Этот Убрус, почитавшийся и христианами, и мусульманами, был перенесен в Константинополь из осажденной византийцами Эдессы (в Месопотамии) всего за несколько лет до визита Ольги, в 944 году, как трофей, выменянный у арабов на снятие осады с города и возвращение двухсот пленников. Память перенесения Нерукотворного образа праздновалась в Константинополе 16 августа, когда княгиня уже пребывала в византийской столице. Днем ранее, 15 августа, торжественно отмечался великий праздник Успения Пресвятой Богородицы, а 8 сентября, накануне первого приема Ольги у императора, — Рождества Богородицы. А ведь Божья Матерь почиталась как главная заступница Царьграда, а ее священные одежды — риза и пояс — защищали город надежнее любого войска и не раз спасали его от вражеских нашествий, в том числе и от нашествия руссов в 860 году, о чем также не могла не знать Ольга.
А бесчисленные мощи святых, переполнявшие другие храмы Царствующего града! А скрижали Моисеева закона, на которых были записаны десять заповедей, данных Моисею Богом; или киот с манной небесной и жезл, которым пророк Моисей раздвинул воды Красного моря; или масличная ветвь, принесенная в Ноев ковчег выпущенным на волю голубем, и виноградная лоза, посаженая самим Ноем; или мраморная трапеза — стол, на котором праведный Авраам угощал трех явившихся к нему ангелов — прообраз Пресвятой Троицы; или мощи и одеяния святых апостолов, крест святого Константина Великого, с которым он выезжал на битву, и его же царский венец! Эти, а также многие другие святыни Царствующего града утверждали его первенство во всем мире, превосходство над остальными земными градами. Будучи язычницей, Ольга особенно остро, трепетно должна была ощущать глубинный сакральный смысл этого города, превращенного в священный реликварий, вместилище тысячелетней святости. Совершение обряда крещения в таких «декорациях», среди главных христианских святынь, можно сказать, в присутствии самого Христа, Божьей Матери, святых апостолов и библейских пророков, наполняло обряд совершенно особым сокровенным смыслом.