Княгиня Ольга

Суть преобразований Ольги — именно в упорядочении дани, в «уставлении» и «изряжении» подвластной ей земли. (О каких-либо «рядах», то есть договорах, между Киевом и подчиненными Киеву племенными союзами летописец не сообщает, но глагол «изрядить» недвусмысленно свидетельствует об этом.) Центрами сбора дани становились «становища» (упомянуты в Древлянской земле) и «погосты» (в Новгородской), куда свозилась, где хранилась и откуда затем перераспределялась собранная дань. Разница между «становищами» и «погостами» (последнее от слова: «гость», «гостить», «гощение») определялась прежде всего степенью их удаленности от Киева. Как отмечал крупнейший исследователь Киевской Руси академик Борис Александрович Рыбаков, «становища» были приспособлены к условиям княжеского «полюдья» и предназначались для ежегодного приема самого князя и огромной массы сопровождавших его воинов и слуг. Здесь должны были находиться отапливаемые помещения и запасы продовольствия и фуража; укрепления же могли быть не очень значительными, «так как само полюдье представляло собой грозную военную силу». «Погосты» же возникают прежде всего на территориях, не охваченных традиционным княжеским «полюдьем». Не случайно в летописи и княжеских грамотах они упоминаются в основном на севере и северо-востоке Русского государства — в Новгородской, Ростовской (позднее Владимиро-Суздальской), Смоленской, Рязанской и некоторых других землях, и почти не известны на юге. Удаленные от Киева на месяц-другой пути, они были в большей степени оторваны от княжеского центра. Представители княжеской администрации, находившиеся в «погосте», — разного рода подъездные, данщики, емцы, вирники и т. п., — разумеется, тоже были вооруженными людьми, но, как пишет исследователь, «далеко не столь многочисленными, как участники полюдья. В силу этого погост должен был быть некоей крепостицей, острожком со своим постоянным гарнизоном. Люди, жившие в погосте, должны были быть не только слугами, но и воинами. Оторванность их от домениальных баз диктовала необходимость заниматься сельским хозяйством, охотиться, ловить рыбу, разводить скот. Что касается скота и коней, то здесь могли и должны были быть княжеские кони для транспортировки дани и скот для прокорма приезжающих данников (“колико черево возметь”). На погосте следует предполагать больше, чем на становище, различных помещений для хранения: дани (воск, мед, пушнина), продуктов питания гарнизона и данников (мясо, рыба, зерно и т. д.), фуража (овес, сено)». И далее: «…Первоначальные погосты представляли собой вынесенные вдаль, в полуосвоенные края, элементы княжеского домена. Погост в то же время был и элементом феодальной государственности, так как оба эти начала — домениальное и государственное — тесно переплетались и в практике, и в юридическом сознании средневековых людей. Погосты были как бы узлами огромной сети, накинутой князьями X—XI веков на славянские и финно-угорские земли Севера… представляли собою те узлы прочности, при помощи которых вся сеть держалась и охватывала просторы Севера, подчиняя их князю»^{127}. Именно такие «погосты» позднее мы увидим в Новгородской земле: помимо уже названных, можно вспомнить Сабельский и Косицкий на Луге, Боровичский и Великопорожский на Мете и многие другие, расположенные на Волхове, Шелони, Ловати, Поле и других реках.

Надо сказать, что с течением времени значение слова «погост» в русском языке изменилось. Помимо прочего, оно стало обозначать еще и административный округ, совокупность деревень, принадлежащих к одной волости. И можно думать, что роль «погостов» как административных центров округи, мест, где вершился княжеский суд, также была определена реформами первой русской княгини.