Княгиня Ольга. Пламенеющий миф

«Ольга приняла крещение. Скорее всего теперь она и получила титул зосты-патрикии и звание «дщери» императора…» И несколько далее: «Я считаю, что при крещении Ольги во время второй поездки в ответ на ее притязания было поставлено основополагающее условие – крещение ее сына Святослава, законного наследника и возможного жениха дочери императора…»

К обсуждению свадебной темы подталкивает и то, что Ольгу принимали в кругу семьи во внутренних покоях императрицы, переводя их общение с протокольного на частный уровень. Само собой приходит на ум, что мать взрослого сына, явившись в хорошую семью с пятью незамужними дочерьми, непременно должна попытаться какую-то из них высватать.

Ученые так уверенно пишут о свадебных планах, что они кажутся твердым фактом. Но ведь ни один источник – ни русский, ни греческий, ни еще какой-то – об этих планах не упоминает ни словом. Эта версия строится на современных догадках, и долгое время я считала, что догадки эти в целом, несмотря на свою широкую популярность и авторитет выдвинувших их ученых, взяты «с потолка», а мотив сватовства императора за Ольгу, давший для них почву, возник в русле общих законов фольклорных сюжетов. Давным-давно доказано, что сюжеты волшебных сказок возникли из обрядов инициаций – испытаний, в ходе которых младшие члены рода добивались права перейти в полноправные, взрослые, имеющие право на вступление в брак. Поэтому любой древний сюжет завершается женитьбой героя (если не смертью). Там, где героиня – женщина, фольклору не нужно каких-то особых причин для того, чтобы ее «сватать» – быть объектом брачных притязаний для нее, собственно, главный смысл присутствия в сюжете.

…Как увидел царь Василису Прекрасную, так и влюбился в нее без памяти.

– Нет, – говорит он, – красавица моя! Не расстанусь я с тобою; ты будешь моей женою». (Сказка «Василиса Прекрасная»)

…Жил-был царь; наскучило ему ходить холостому и задумал жениться… В одно время поехал он на охоту и увидал на поле: пасет скотину крестьянская дочь – такая красавица, что ни в сказке сказать, ни пером написать… Немного погодя, день или два, приезжает царь к пастуху в дом: «Здравствуй, добрый человек! Я хочу на твоей дочери жениться». (Сказка «Дочь пастуха»)

Сказочный мотив вполне типичный: красавице любого общественного положения достаточно лишь встретить где-нибудь царя (поехавшего на охоту, как Игорь в «Степенной книге»), чтобы немедленно, ни слова не сказав, внушить ему мысль о женитьбе (женатые цари ездят только на войну, и тогда вступают в дело уже другие сюжетные схемы). Преданию не требовались какие-то основания в исторических событиях, чтобы дополнить мотивом сватовства сам факт встречи Ольги с императором. Эта встреча «запустила» любовный сюжет сама собой.

Так думала я поначалу. Но все же между научной идеей о сватовстве за дочь Константина как одной из причин Ольгиной поездки и летописной легендой «переклюкала меня ты» оставалась логическая лакуна. Любая сказочная невеста на брачное предложение царя отвечает согласием. Героиня сказки отвергает только незаконные посягательства: если она замужем или если у посягающего намерения нечестные, но наш случай был не таков.

Причина отказа Ольги нашлась только в «Степенной книге». Сватовство императора развивается обычным образом (с обилием риторических украшений), но в конце имеет важное дополнение. Эту же мысль потом повторил Дмитрий Ростовский, и лучше мы для краткости процитируем его:

– Перехитрила ты меня, Ольга! – воскликнул царь.

– Я и прежде говорила тебе, – возразила блаженная Ольга, – что пришла сюда не с тою целию, чтобы царствовать с тобою, – мне с моим сыном довольно власти и в Русской земле, – но чтобы уневеститься бессмертному Царю, Христу Богу, Которого я возлюбила всею душею, желая сподобиться Его вечного Царства.

«Не назовусь я тебе, смертному царю, женой, потому что я стала невестой желанному мною бессмертному жениху Христу, Богу небесному, царю царствующим, чтобы царствовать с ним вовеки», – пишет сама «Степенная книга». Мы видим не повод отказа Ольги, а причину – ей не нужно больше мужей, она желает «уневеститься» не земному, а небесному бессмертному Царю. Важная черта, дополняющая (хочется сказать «венчающая») образ святой; однако с литературной точки зрения уже этого ответа было бы достаточно, чтобы отвергнуть притязания императора. Ольга могла бы сразу сказать это, и царю осталось бы отказаться от плотской любви и возлюбить ее духовной любовью. Однако этот аргумент она выдает напоследок и, заметим, практически у самых поздних (XVI–XVIII век) авторов, которые довели до величайшей полноты ее легендарный образ. В первоначальных (XII век) вариантах предания сам мотив сватовства вводился ради отказа Ольги со ссылкой на каноническое право – повторяем, ради предлога отказа, а не причины. Значит, первоначально он-то и был здесь главным. Но ссылка на каноническое правило – мотив не очень-то фольклорный. Откуда же взялся в предании такой сюжет?

Подумаем: насколько сватовство ради Святослава вообще было реально?