Княгиня Ольга. Святая воительница

Перепутать имена выдающихся женщин было легко. Но эта лёгкость говорит нам о том, что Никон Великий при написании летописи не держал перед собой рукопись "Хроники Георгия Амартола", продолженной с 842 до 948 г. Симеоном Логофетом. Хроника не была для него недоступной. Её рукопись имелась если не в Киево-Печерском монастыре, то в княжеской библиотеке в Софии Киевской. Ещё до конца XI в. Хроника была переведена на русский язык (и сохранилась во множестве списков). Никону было легко уточнить по ней не только имя императрицы, но и более важную деталь — год первого упоминания русов в греческих текстах.

Упоминание было связано, само собой, с набегом варваров на территорию империи. Вспоминая написанное в "Хронике". Никон рассказал, что в момент набега император Михаил не растерялся. "Цесарь же с патриархом Фотием мольбу творил в церкви Святой Богородицы Влахернской всю ночь. После ризу святой Богородицы вынеся, в море край омочил. И хотя во время то тишина была, встала буря и потопила корабли русские, и извергла их на берег, и (русы. — А.Б.) восвояси возвратились".

Описанное здесь чудо Богородицы Влахернской 18 июня 860 г.[11], спасшей Царьград от первого нашествия русов, было затем весьма популярно на Руси — как церковный праздник и иконописный сюжет. На самом деле, согласно двум проповедям (гомилиям) Константинопольского патриарха Фотия, созданным во время и сразу после событий, императора в столице не было — он, взяв часть гарнизона, ушёл в военный поход в Азию. В войне против арабов были заняты вся армия и флот. Столица осталась без защиты перед лицом внезапно налетевших русов. Грекам оставалось лишь молиться о спасении. Тогда риза пресвятой Богородицы и была обнесена вокруг города по стенам столицы. Это не вызвало бури, но русы вдруг по своей воле ушли, унося богатую добычу, зато перестав разорять окрестности Царьграда и греческие острова.

"Ибо, как только облачение Девы обошло стены, — писал Фотий, — варвары, отказавшись от осады, снялись с лагеря, и мы были искуплены от предстоящего плена и удостоились нежданного спасения… Неожиданным оказалось нашествие врагов — нечаянным явилось и отступление их". Русские воины, признавал Фотий, ушли восвояси исключительно по собственной воле. "О, как же всё тогда расстроилось, — пишет он, — и город едва, так сказать, не был поднят на копье! Когда легко было взять его, а жителям невозможно защищаться, то, очевидно, от воли неприятеля зависело — пострадать ему (Константинополю. — А.Б.) или не пострадать… Спасение города находилось в руках врагов, и сохранение его зависело от их великодушия… Город не взят по их милости, и присоединенное к страданию бесславие от этого великодушия усиливает болезненное чувство пленения"[12].

Болезненное чувство, испытанное патриархом и его паствой, требовало излечения. Вполне естественно было связать необъяснимый уход варваров-русов с действием пламенной молитвы православных жителей Царырада и обнесением по его стенам ризы пресвятой Богородицы. "Народ с севера", "народ от краев земли", по терминологии Фотия, по воле Всевышнего отказался разорять город, хотя и не был поражён Божьим гневом в виде бури.

Это подтверждает Иоанн Дьякон, автор "Венецианской хроники" X–XI вв., спутавший русой середины IX в. с норманнами, свирепствовавшими на Средиземном море с начала X в.: "В это время народ норманнов на трёхстах шестидесяти кораблях осмелился приблизиться к Константинополю. Но, так как они никоим образом не могли нанести ущерб неприступному городу, они дерзко опустошили окрестности, перебив там большое количество народу, и так, с триумфом, возвратились восвояси".

В послании императору Михаилу от 28 сентября 865 г. римский папа Николай 1 не без удовлетворения напоминал, что язычники, недавно разграбившие Константинополь, ушли, "избежав всякой мести". В византийском "Жизнеописании императора Василия" народ русой в контексте событий 860-х гг. был назван "неодолимым". В написанном к началу X в. "Житии патриарха Игнатия", находившегося в 860 г. в ссылке на одном из подвергшихся нападению греческих островов, также изобличается "народ рос", разграбивший города и монастыри, причём это святотатство не было наказано.

"В это время, — обличал варваров автор "Жития Игнатия", — запятнанный убийством более чем кто-либо из скифов народ, называемый рос, по Эвксинскому понту придя… (в Мраморное море. — А.Б.) и разорив все селения, все монастыри, теперь уж совершал набеги на находящиеся вблизи Константинополя острова, грабя все сосуды и сокровища, а захватив людей, всех их убивал. Кроме того, в варварском порыве учинив набеги на патриаршие монастыри, они в гневе захватывали все, что ни находили, и, схватив там двадцать два благороднейших жителя, на одной корме корабля всех перерубили секирами"[13].