Княгиня

Франческо не собирался всю жизнь оставаться каменотесом, чтобы однажды кончить свои дни безвестным ремесленником, сраженным силикозом, как его товарищи, день за днем годами скоблившие камень для украшения созданных по чужим замыслам балюстрад. Нет, он, Франческо Кастелли, верил, что когда-нибудь станет зодчим, возводящим храмы и дворцы, и вера его была столь же непоколебима, как и твердая вера в триединого Бога. Поэтому он и расстался с родной Ломбардией; собрав однажды в непроглядную ночь свой нехитрый скарб, не обмолвившись словом с родителями, отправился сначала в Милан, а потом и в Рим постигать тайны архитектурного мастерства.

— Неслыханная наглость! Немедленно покиньте мою стройку!

— Вашу стройку? Это просто смешно! С каких это пор вы стали папой?

Громкая перебранка оторвала Франческо от его занятия. Возмущенные голоса доносились со стороны главного алтаря, с каждой секундой становясь все громче, все агрессивнее. Поспешно собрав принадлежности для рисования, молодой человек выглянул из-за колонны, отделявшей его от среднего нефа собора.

В крытом куполом помещении, святыне храма, у могилы апостола Петра Карло Мадерна, престарелый наставник Франческо, вне себя от гнева, воздел руки к небесам. Поднявшись с носилок, на которых его обычно доставляли к месту строительства, еле держась на ногах, старик нападал на разодетого точно павлин молодого человека, стоявшего, демонстративно скрестив руки на груди, с такой презрительно-высокомерной миной, будто он вот-вот сплюнет на пол.

Франческо знал этого человека, они с ним были почти ровесники; впрочем, его знал почти весь город. Джованни Лоренцо Бернини, молодой, но удачливый ваятель, успевший завоевать известность вышедшими из-под его резца мраморными фигурами. В свое время Мадерна познакомил их, однако Бернини предпочитал не замечать юношу, если им случалось столкнуться на улицах Рима.

— Я — архитектор этого собора, — дрожащим старческим голосом кричал Мадерна, — и не позволю вам здесь ни к одному камню притронуться!

— Не вам позволять или не позволять мне, — бросил в ответ Бернини. — Папа Урбан доверил мне возвести здесь главный алтарь.

Франческо закусил губу. Значит, то, что ему довелось услышать пару дней назад, правда. Ремесленники, проживавшие тут же в лачуге на территории стройки собора, поговаривали, что новый папа собирается поручить внутреннюю отделку собора Святого Петра какому-то молодому скульптору. Какое унижение для прежнего мастера!

— Вам — возводить алтарь? — недоуменно переспросил старик Мадерна. — Как же так? Вы что, вундеркинд? Для этого нужно быть архитектором, инженером! Вы вообще хоть имеете понятие, что есть статика и как пишется это слово?

— Нет, — ухмыльнулся в ответ Бернини, смерив взглядом пожилого мастера. — Зато мне известно, как пишется слово «простофиля», — так вот, оно пишется так: М-а-д-е-р-н-а! — отчеканил он по буквам имя мастера.

Седовласый мастер окаменел, лицо его мгновенно налилось кровью, челюсть отвисла. В какой-то момент Франческо испугался, что старик вот-вот упадет без чувств. Юноша понимал, что удар угодил в самую точку, и понимал почему. Но уже в следующее мгновение Мадерна, резко тряхнув седой гривой волос, повернулся, опустился на носилки и велел двум рабочим унести его прочь. Франческо заметил блеснувшие на глазах пожилого человека слезы.

— Это здание, — дрожащим голосом воскликнул он, — хотя и самый большой в мире храм Божий, но даже он слишком тесен, чтобы вместить этого человека и меня!

Франческо не сразу понял своего учителя. Как могло случиться, что Мадерна, великий мастер Мадерна покидает собственное детище поджав хвост, будто побитый пес? Как зодчий, который возвел неф собора Святого Петра, его фасад и притвор, мог спасовать перед надутым павлином, не выстроившим за свою жизнь даже простой стенки и, наверное, в глаза не видевшим мастерок каменщика?

Оцепенев от возмущения и ярости, Франческо смотрел вслед удалявшимся носилкам, где, понурив голову, сидел его старый учитель, мастер Мадерна, которому он был обязан всем своим умением.

Тут взгляд его упал на разложенный на столе эскиз. И в тот же миг у юноши перехватило дыхание, а бушевавшая в нем ярость куда-то испарилась.

Перед его глазами лежал проект главного алтаря: четыре величественно изогнутые колонны, взметнувшиеся ввысь, увенчанные балдахином с изображением только что восставшего из могилы Христа с хоругвью и крестом. Что это? Наброски гения? Франческо, познакомившийся с замыслом Мадерны еще несколько лет назад, тут же понял, что этот проект разом устранял все проблемы, так докучавшие прежнему зодчему, безрезультатно пытавшемуся разделаться с ними; на этом листе все сложности организации внутреннего пространства и пропорциональности с обманчивой легкостью преображались в истинный шедевр, образец гармонии.

Кому же принадлежит это воистину гениальное решение?