Князь

Он князь, он первый после Господа на своей земле, и вторым ему быть невместно ни в чем.

Девка оказалась подтощалая, и груди малы, ладно хоть бедра созрели, чтоб при оказии выносить и родить… Он осматривал ее холодно, словно бы оценивая стати молодой кобылы. Минувшей осенью князю сравнялось шесть десятков, он не дряхлел и оставался крепок телом, но все же кровь стала совсем не так горяча, с былыми временами не сравнить.

– Накинься хоть рубахой, – сказал он, все еще сомневаясь, – застудишься…

Потом он присел на кровать, и девка стягивала с него сапоги, затем омывала ноги, и лишь тогда впервые глянула ему в лицо, снизу вверх. Он встретился с ней глазами и понял: сподручник Митряйка опять не ошибся, сумел угодить.

* * *

Хоть князь о том не ведал, но кривой Митряйка никогда почти не ошибался по простой причине: он всегда подбирал девок так, чтоб чем-то напоминали одну из княжьих жен, или покойную, или нынешнюю. Митряйка хорошо знал, что господин его был однолюбом. Или же двоелюбом, Митряйка не задумывался о словах, и о материях, ими обозначаемых, – он просто имел в таких делах чутье, сродни звериному.

Две любви князя складывались совсем по-разному.

На первой жене своей, Анастасии, дочери ромейского басилевса, он женился волею отца, и, разумеется, не по любви, лишь из державных интересов. Их повенчали почти совсем детьми, ей шел десятый год, ему семнадцатый, он стоял с ней пред аналоем, и она напоминала княжичу ощипанного гусенка, едва выдерживающего тяжесть шитого золотом свадебного наряда… Он думал тогда, что будет, конечно же, с ней жить, и рожать детей, он с младых ногтей был воспитан думать первей всего об интересах державы… Будет, но не полюбит никогда. Не судьба…

Их брак стал браком в полном своем развитии не сразу: ее доращивали в тереме до детородного возраста, он же, почти позабыв о жене, утихомиривал горячую юношескую кровь с сенными девками, не смевшими отказать княжичу, и многие из тех, затяжелев, были отставлены от терема, – с почетом отставлены, посвататься к таким и воспитать княжью кровь почиталось большой честью.

Срок пришел, и они с Анастасией взошли на брачное ложе. Она, к удивлению супруга, превратилась из нескладного гусенка в настоящую красавицу: пышнотелую и полногрудую, с золотыми волосами и бездонными синими глазами… Он приятно удивился, но чувств никаких тогда не испытал: напробовался всяких, с преизбытком, и золотоволосых-полногрудых тоже…

Ее светлицу он исправно посещал, и на ложе исправно делал, что должен, но не более того, а сделав – уходил к себе. И лишь позже, когда Анастасия ходила тяжела Володимиром, с ним случилось странное: он понял, что не хочет больше сенных, и никого не хочет, а хочет смотреть безотрывно в ее синие глаза, и засыпать, приткнувшись лицом к ее золотым волосам…

У них стала общая спальня, и он придумывал ласковые и нежные прозвища, и на рассвете скакал в весеннее поле, – чтоб она, проснувшись, увидела покрытый росой первоцвет…

Они прожили в любви пятнадцать лет, а в браке почти двадцать, и Анастасия умерла, и он думал, что его способность любить умерла вместе с ней.

Он долго не женился вдругорядь, хоть интересы державы требовали того. От европейских дворов присылали парсуны принцесс на выданье, но он лишь просватал одну за сына, а сам холостовал. Тогда же при нем подвизался Митряйка, доставляя нетронутых девиц, а иногда, если случался стих, и зрелых, опытных молодух, – князь утешал потребности тела, не спрашивая имен утешительниц.

Но после кровавой битвы при Сновске он увидел юную половчанку-полонянку, и та ожгла как камчой… Она была скудна телом в сравнении с Анастасией, напоминая хищного и грациозного степного зверька. Он приручал ее долго, и только лаской, не взявшись за плеть. А приручив, не пожалел, и понял, что способность любить все ж не умерла, а любить во грехе он не сможет…

Народ не понял бы венчания с безродной степнячкой, и родственники могли оспорить право на княжеский стол рожденных от нее сыновей, но по счастью случился плененный Шарук-хан, – и, не желая расставаться с головой, признал княжью невесту своей дочерью.

И князь стал снова счастлив в браке, и оставался счастлив до сих пор.

* * *

Юная смердка из деревни Залучье оказалась нетронута аж с избытком, больше, чем стоило, – похоже, даже по овинам с парнями не обжималась, не говоря уж о дальнейшем.

Ему пришлось в мерцающем свете каганца ей растолковывать, что сделать, чтоб загорячить княжью кровь, – руками растолковывал, не словами. Она была неловка и неумела, но все ж смогла добиться нужного, и он вошел в нее, и стал у нее первым.

Потом она лежала рядом и смотрела в его глаза, и протянула руку коснуться его, но он не дозволил и сказал:

– Ступай!

Она ушла, ее имя он так и не спросил, но знал, что Митряйка проследит, и если девке случится понести, то чадо в небрежении не останется.