Князь

– И ты здрав будь, Василий Ярославович! Жена моя, слава Богу, здорова, по осени еще карапуза мне подарила. Да и старшие подрастают. Именье мое тоже не трогает никто. Под Белоозером спокойно ныне – ни мора, ни татар давно не видели. Так что, благодарствую за внимание, Господь заботой не обходит… – Глава порубежной стражи размашисто перекрестился, поклонился на восток. – И в крепости у нас ныне благолепие. Князь Тушин в отъезде, но второй воевода дело знает крепко. Недавно, Василий Ярославович, приступ сорока тысяч литовцев отбил да почитай всех их положил под стенами, а кого в озере утопил. Государыня в честь победы той храм Святой Троицы поставила, слыхал[8]? С тех пор спокойно у нас, тьфу-тьфу, чтобы не сглазить. Правда, срок перемирия здешней зимой, сказывают, к исходу приходит[9]. Ну, да припасов у нас полно за стенами, а силы у литовца да ляха супротив нас ныне нет. Не сунутся. А у тебя как дела, Василий Ярославович? Что супружница твоя, Ольга Юрьевна? Как сын? Здоров ли, растет?

– Андрей! – громко крикнул Лисьин.

Зверев, чуть выехав вперед, поклонился.

– Возмужал, возмужал, – признал порубежник.

– Новик! – кратко сообщил боярин.

– Смотрю, волосы торчат из-под шапки.

– Не посвящен еще, Бажан Ветранович. Новик.

– А-а… – вздохнул порубежник. – Вижу, вижу… Вижу, собрался ты куда-то, Василий Ярославович, и с сыном, и с холопами своими, и обоз ведешь…

– Обоз пустой, сам смотри. А что с сыном и холопами… Так ты о чем намекаешь, боярин?

– Сказывали, человек твой доверенный в Литву ушел, Василий Ярославович. Вроде как с королем польским о достойном имении уговариваться…

– Ярыга[10] это! – злобно рявкнул Лисьин и стукнул кулаком по седлу. Конь фыркнул, отошел чуть дальше. – Ярыга проклятый, отрыжка дохлого енота! Так дела мои в Луках Великих вел, что подворье разорил дочиста и пятнадцать гривен долга на мне оставил. А как головой выдали, так еще и сбег, жену и двух девок бросив. Серебра, мыслю, казну с собой унес. Ему в Литве лепко, кто тут спорит. А что доверен – то как поймаю, на первой же сосне повешу такого доверенного, дабы далече видно было, как ноги его брыкаются.

– Я тебе верю, Василий Ярославович, – кивнул глава стражи. – Ан слухи разные бродят.

– Что мне слухи, Бажан Ветранович? – Лисьин развернулся, рывком поднялся в седло. – Не видишь, ни жены, ни дворни не везу! А кабы и вез – я боярин вольный!

Он пустил коня шагом прямо на порубежника. Холопы, не дожидаясь приказа, двинулись следом.

– Все мы бояре вольные, – отступил с дороги глава стражи. – Да государи ныне обидчивы. Сигизмунд, сказывают, зело на князя Друцкого обижен, что тот руку московскую принял. Хотя в праве своем князь. Но земли его к порубежью близки… Как бы чего не вышло.

– Это угроза, боярин? – нехорошо покосился на порубежника Лисьин.

– Князю Юрию Друцкому? Может, и так статься, Василий Ярославович. Но не от меня боярин, не от меня…

– Тогда прощевай, Бажан Ветранович. Князю Засекину от меня поклон.

– Прощевай, Василий Ярославович. Передам…

Сотрясая коваными копытами мерзлую землю, отряд промчался мимо стражи. Вскоре тракт повернул вправо, и стража скрылась из виду.

– Кто такой «новик»? – тихо поинтересовался у Пахома Андрей.

– Новик, барчук, – это сын боярский, что впервые на службу заступает.

– Ты это, сынок, ты! – подал голос боярин. – Как меч первый раз с врагом скрестишь, так новиком и станешь. Да… Жалко, в Себеж завернуть времени нет. Вроде и рядом крепость новая, а все не глянуть, что там отстроили.

– Странно, что она не на дороге стоит, – удивился Зверев. – Крепость ведь, по уму, пути на Русь должна защищать?

– Она путь и обороняет, – ответил Василий Ярославович. – А стоит там, где ее захватить труднее.

– Как же обороняет, отец, если с нее дороги и не видно вовсе?

– Самим существованием своим, сын. Сам помысли, как ты войну вести сможешь, если такая крепость во вражеской земле стоит?

– Да обойду ее просто и дальше двинусь.

– Не двинешься, – покачал головой боярин. – Я из этой крепости стану отряды распускать, они обозы разорять будут, что к тебе с припасами и казной идут, а также те, что ты с добычей и людьми увечными домой посылаешь. Коли кто из людей твоих пожелает на захваченных угодьях осесть – разорю да на деревьях развешу. А чуть рать твоя сильная появится – обратно за стены спрячусь. Нет, сынок, пока все крепости не захвачены, ни землю присвоить, ни наступление вести никак невозможно. Татар казанских возьми. Они с разбоями своими порой и вовсе до Москвы доходят. Но ни пяди земли русской себе под руку не получили. Отчего? А оттого, что ни одного города, ни одной крепости никогда взять не могли. Народ беду за стенами пересидит да обратно к пашням своим возвертается.

– Заслон возле крепости можно оставить, чтобы гарнизон вылазок не делал, – предложил Андрей.