Князь

Еще замок имел ров, что зимой было не особо актуально, и подъемный мост, с которого во множестве свисали массивные сосульки, причем некоторые из них соединялись с ледовым покрытием рва. Так что, судя но всему, быстро поднять пролет защитники явно бы не смогли. Залитых водой длинных склонов вокруг твердыни не наблюдалось — и в этом она здорово уступала усадьбе.

— Что скажешь, боярин? — шепотом поинтересовался князь, хотя услышать его никто не мог. Густой подлесок, в котором они скрывались, подступал к самому рву. К тому же, обойдя замок, они остановились в стороне, противоположной от ворот, и стражник смотрел в другом направлении.

— Коли внутри хотя бы полста ратников сидит, нам его не взять, — так же шепотом ответил Лисьин. — Ну, а коли менее двух десятков — возьмем, не удержат. Слабое место у них — ворота. Коли мост и поднимут али запалят — все едино по льду подойти можно. Без десятка лучников на башнях и защитников с шестами по верху стены им не отбиться. А ведь еще ворота крепить надобно… Нам нужен таран и пяток шестов в десять саженей каждый.

— До завтра время есть, боярин, будут. Лишь бы скобари не подвели…

— Тут токмо ждать остается. Сегодня, завтра. До третьего дня не появятся — считай, пропали старания. Возвертаться придется… Пахом, шесты на тебе, уразумел? На тебя сына оставляю. Третьей волной поведешь.

— Сделаю, боярин, — перекрестился дядька. — Христом-Богом клянусь.

Копьем и саблей

— Гори-и-ит! — на рассвете скатился с холма один из дозорных, и даже сам князь поначалу не понял, о чем идет речь.

— Где горит? Что? — вскочив с брошенного на землю седла, переспросил он.

— Дымы с восхода, господин. Много. Не иначе, деревня там горит. Разом занялась, на пожар не похоже.

— Скобари пришли, — широко перекрестился Иван Крошинский. — Стало быть, милостив к нам царь небесный. Не дал пропасть попусту. Станислав, броню мою неси!

— Вставай, барчук, — тут же забеспокоился Пахом. — Как тебе кольчуга, в складки не сбилась? Поддоспешник ладно сидит? Может, переодеть, дабы сидело лучше?

— Нормально сидит, Белый, не беспокойся, — отмахнулся Зверев. — Я уж к этому добру так привык, что и не чувствую. Скажи-ка лучше, из-за чего шум?

— Нечто ты не слышал вчера, барчук, о чем батюшка твой говорил? — недовольно покачал головой дядька. — Не взять нам замка, коли людишек в нем много. Стены руками человеческими сильны. Коли руки есть, оборонится стена. А нет — то и пользы от нее никакой.

— Ну и что?

— Боярин наш с ватагой псковской сговорился, чтобы сегодня рубежи литовские перешла да деревни пожгла хозяев здешних. Кавалеры, знамо дело, на выручку кинутся, рабов своих выручать. За скобарями погонятся — може, и посекутся с ними. Убыток свой осмотрят, чего пропало, чего сгорело, кого в полон увели. Мыслю, день у нас есть, дабы замок сей одолеть и племянника княжеского выручить. Хозяин, по уму, все силы забрать должен — ему же неведомо, сколько там ворога в деревне. А чем меньше людишек останется, тем нам проще внутрь пробиться. Давай, барчук, куяк я тебе оправлю. Гляди, пластины взъерошились, ровно от холода. Оправить надо, бо клинок войти может. Куяк, что без железа — шубейка простая. Я его поясом чуть вверх поддерну, чтобы свободнее было, сабелькой легче играть. Ох, прости. Господи, — перекрестился Пахом. — Быть тебе новиком сегодня, пришел твой день, дитятко мое. Вот ты и вырос.

От такого предупреждения Андрей почувствовал в животе неприятный холодок. Такой же, как в детстве, когда однажды он забрался на крышу четырнадцатиэтажного дома и встал на самом краю, над заставленной машинами асфальтовой площадкой. Острое ощущение… Порыв ветра — и нет тебя больше, только пятно мокрое на земле останется.

— Всадник, княже! — крикнул с холма, стоявшего ближе к дороге, дозорный. — Сюда повернул!

— Коли один — стало быть, Радомир. — Крошинский наклонился, зачерпнул обеими руками снег, растер по лицу. — Седлать коней! Таран, шесты — на сани!

— Шесты не надо, княже! — вскинулся боярин. — Лесом на руках пронесем. Неча их раньше времени защитникам видеть.

— Таран на сани! — махнул рукой Крошинский. — Запрягай, чего стоите?

Холопы суетились, взнуздывая коней, укрывая их потниками, укладывая на спины седла. Шестеро крепких мужиков поволокли к саням таран: комель сваленной вчера сосны пятиметровой длины, в два обхвата, с четырьмя прибитыми поперечинами из молодых березок.

— Не потянет лошадь-то! — крикнул Зверев.

— Ништо, поможем! — откликнулся один из холопов. Выглядели они бодро, весело. Словно не на смерть собирались, а на дискотеку в деревенском клубе.

Двое холопов начали облачать князя в доспех — и Андрей наконец-то понял, почему литовец, словно баба, щеголял в тесных чулках. Надеваемые на ноги железные голени, бедра, сочленения сидели на Крошинском слишком плотно, чтобы их можно было надеть поверх теплых, свободных русских шаровар.

Через холм переметнулся всадник на рыжем скакуне, слетел с седла, упал перед князем на колено: