Князь

— Кто бы о разбое говорил, крестоносец! Забыл, сколько золота за мальчишку безыскусного получить хотел? Ростовщик последний, и тот до такой цены не додумается, совесть задавит. Менялой тебе в лавке сидеть, а не о чести говорить, крестоносец.

— Что ж на честный бой не вызвал, князь, коли мечом дело решить хотел?

— Не верю в честь твою, кавалер Карл. Довериться на землях твоих не могу. Ростовщик ты. Бога продал, совесть продал — так какая вера?

— Мы ведь свидимся, князь. Куда ты в землях ордена от меня уйдешь? Я уже гонцов к друзьям и страже порубежной отослал. Свидимся завтра, князь. Хочу глаза твои при свете увидеть, князь!

— Я буду ждать тебя, крестоносец.

— Мы заберем раненых и павших, князь. Прикажи холопам не мешать.

— Забирайте. Твоих людей никто не тронет.

В темноте послышалось конское всхрапывание, между лошадьми зашарили люди, нащупывая тела, прислушиваясь к стонам. Они подводили скакунов, поднимали своих товарищей, перекидывали через седла. Вскоре, судя по шагам, ливонцы ушли. После этого с лошадей попрыгали холопы, принялись выискивать своих друзей.

Где-то через час князь решительно подвел итог:

— Все, хватит! Уходим. Теперь ты не против, Василий Ярославович?

— Нет, княже, — ответил боярин. — Утром он от нас никаких следов не сыщет. Тем паче под снегом. Пусть на порубежную стражу надеется. Уходим.

Всадники широким шагом тронулись в путь. Дорогу находили чуть ли не на ощупь, настолько плотно черные тучи перекрыли небо. Но зато мерно падающий декабрьский снег надежно закрывал их следы. К утру на дороге останется только ровный, сверкающий девственной чистотой, белый рыхлый ковер.

Знахарь

Цена ночной стычки обнаружилась только на рассвете: семеро погибших литовцев, один московский и по четверо раненых в каждом из отрядов. Увы, сильного впечатления это не произвело ни на кого — целая ночь в седле, да еще после столь напряженного дня, вымотала людей совершенно. И все же утро принесло им совсем не отдых: едва стала различима дорога, князь перешел на рысь, выжимая остатки сил и из воинов, и из скакунов.

К полудню отряд нагнал обоз, еще через два часа повернул на Арсуньку и двинулся по заваленной снегом почти до колен старой колее, проглядывающей лишь местами, на обдуваемых ветерком взгорках. Вскоре они увидели укрытую попонкой неказистую жмудинскую лошадь с торбой на морде — сам проводник вылез прямо из сугроба, откинув в сторону облепленную снегом рогожу.

— Спишь, бездельник? — угрюмо поинтересовался у него посеревший от усталости князь. — Лошадь не оседлана. Ждать тебя теперь…

— Я… Я быстро, господин. — Упряжь была извлечена тоже из сугроба. Смерд побежал с седлом к лошади, торопливо кинул ей на спину поверх попоны, затянул подпругу, оглянулся, стрельнул взглядом по длинному, тяжело груженному обозу: — Вы одолели их, господин? Вы сожгли замок кавалера Карла?

— Одолели, — несмотря на усталость, улыбнулся Крошинский. — Но жечь не стали. Сегодня мы к ним, завтра они к нам. К чему творить лишнее зло, коли оно не принесет нам пользы?

— Лихо ты следы замаскировал, — кивнул Андрей на укрытый ровным снежным покровом лес. — А за нами так же сможешь?

— Нешто я Лютобор какой, — не понял шутки смерд. — Так, замести можно, чтобы в глаза не кидалось. Но коли выслеживать станут, все едино углядят.

— Тогда торопись! — буркнул князь. — Коли рыцари след взять успеют, ты первым на пиках окажешься.

— Да, господин, да, — поднялся в седло жмудин. — За мной пожалте!

Военная колонна свернула с дороги и втянулась в лес, пробираясь между деревьями, затем скатилась на ровное поле застывшего до весны болота.

— Княже, — окликнул родственника боярин. — Я так мыслю, впереди для нас беды никакой нет.

— Опять? — натянул поводья Крошинский.

— Нет, княже, — покачал головой Лисьин. — Ныне я ничего не чую. Но спокойнее нам здесь пару часов обождать. Коли кто сунется — пусть обоз по-далее будет. Полдня выстоим — он и вовсе к Свее уйти сможет. Оттуда его ужо никто не отдаст.

— Опаслив ты больно, Василий Ярославович.

— Береженого Бог бережет.

— Ладно, быть по сему, — кивнул литовец. — Радомир! Вперед пойдешь. За жмудином приглядывай!

— До сумерек не останавливайтесь. Идите, пока лошади падать не начнут. Остальные со мной.

Холопы опять разобрали копья, замерли, выстроившись поперек протоптанной дороги. Андрей занял позицию на правом фланге, пристроил рогатину в петлю и замер, глядя перед собой. Над лесом повисла тишина. Зверев сразу почувствовал, как у него потяжелели веки. Усилием воли он поднял их раз, другой, а потом решил, что не будет ничего страшного в том, что он немного посидит с закрытыми глазами. Веки опустились — и юноша наконец-то оказался в своей маленькой, уютной комнатушке размером аккурат с постель, в которой спал он в усадьбе. Он пытался включить компьютер — но тот никак не реагировал на щелчки клавиши.

— Что, добаловался? — услышал он мамин голос, оглянулся.

В этот раз все было, как обычно. Мама стояла в халате, с прихваченной двумя заколками красивой передней прядью.

— А чего света нет? — спросил он.