Князь Арнаут

— То, что вы говорите, мессир, просто замечательно! — воскликнула она. — Теперь, когда неверные покинули пределы нашего многострадального княжества, мне представляется особенно важным как можно скорее восстановить всё, что они разрушили. Как доносят мне отовсюду, масштабы разорения просто катастрофические.

Ренольду не хотелось расстраивать хозяйку, и он сказал:

— Нет, ваше сиятельство, нет. Разрушения и правда большие, но на то и существуют рабы, чтобы трудиться не покладая рук. Они прекрасно справляются со всем, что им поручишь, когда берёшь в заложники их старших сыновей. Ангерран, мой оруженосец, предложил мне поступить так. Мы с ним одногодки, вместе росли в Жьене. Его мать выкормила меня грудью...

— Как интересно...

«Дьявол! Что я несу?! При чём тут Ангерран?! Хотя, раз уж зашла речь...»

— Он не раз спасал мне жизнь, государыня, — продолжал Ренольд. — Я полагаю, что он вполне заслуживает шпор.

— М-м-м...

— Да, ваше сиятельство, я потеряю доброго слугу, — с искренним сожалением произнёс пилигрим. — Но я надеюсь, что другом он мне останется.

— Хорошо, мессир, — Констанс кивнула и с явным безразличием произнесла: — Мы подумаем, что можно для него сделать. Что у вас ещё?

Ренольд оторопел. От княгини словно бы повеяло холодком.

— Ваше сиятельство... — начал он. — Я... у меня...

— Называйте меня мадам, сир Ренольд, — недовольно скривив капризные губы, проговорила хозяйка и еле слышно добавила: — Если уж у вас нет для меня иного имени... Ну так что дальше? — закончила она громко. — Я вас слушаю!

Пилигрим и сам не понял, что случилось, его словно бы обдало жарким дыханием вулкана. Какое-то необъяснимое чувство охватило его — наитие, наваждение...

— Мадам! — воскликнул рыцарь и вдруг опустился перед княгиней на правое колено. — Я больше не могу выносить разлуки с вами. Больше того, даже и когда мы встречаемся, и тогда не наступает облегчения! Будь я проклят! Пусть лучше война, пусть я погибну, сгину в бою! Пропаду в плену у неверных! Только пусть кончится эта мука!

Он схватил пухлые ручки Констанс и принялся страстно целовать их. Женщина не отстранилась, и Ренольд, уловив в ней молчаливый призыв, привлёк её к себе. Рыцарь без милости сжал даму в объятиях. Тончайший шёлк её красной, вышитой золотой нитью, украшенной драгоценными камнями камизы заструился под грубыми пальцами воина. Какой же должна была быть кожа на её мягком, но в то же время и упругом теле? Жаркое, страстное, ненасытное, полное жизненной силы и неукротимой энергии, это тело дало жизнь четырём прекрасным детишкам, и оно могло произвести на свет ещё столько же или даже больше малышей, его, Ренольда Шатийонского, наследников! Оба часто дышали. Рыцарь целовал её полное раскрасневшееся лицо, сделавшееся от сильной страсти, охватившей даму, ещё более прекрасным.

Тем временем руки его проникли под красный шёлк камизы Констанс и, отдав дань атласным круглым коленям, начали подниматься выше и выше, не встречая ни оборонительных сооружений (панталончиков на Констанс отчего-то не оказалось), ни сопротивления, точно победоносное рыцарское войско. Пальцы Ренольда гладили, мяли, сжимали налитые бёдра, и вот они уже приблизились к заветному лону.

— Нет, — прошептала княгиня, — нет, милый мой, нет!

— Ну почему? — спросил Ренольд, не приостанавливая победоносной атаки. — Ну почему, почему, любовь моя?!

Поведение сиятельной наследницы Антиохии мало чем отличалось от поведения служанок, горожанок и придворных дамочек. Каждое следующее её «нет» звучало всё более похожим на «да». Вместо ответа Констанс вскрикнула и тихонько застонала, но то был не стон боли.

— Что ты делаешь? — прошептала она. — Ну зачем?

Рыцарь решил, что лучшим ответом станут не слова, а действия. Примерно через полчаса после начала штурма жизнь полностью подтвердила правильность избранной им тактики.

Государыне пришлось признать правоту ленника. Крепость сдалась на милость победителя и с ликованием впустила его войска в свои ворота. Любовники не дали себе труда даже переместиться на более удобное место, хотя широкая кровать, укрытая полупрозрачной тканью балдахина, находилась рядом.

Дама не скрывала восхищения.

— Я в жизни не знала ничего подобного, — призналась она. — Мне ведь и девяти не исполнилось, когда меня выдали замуж за князя. Я вошла в возраст только через четыре года. Всё это время он не слишком-то соблюдал супружескую верность, но Эксиния сказала, что я не должна ревновать. Она мудрая, когда у дам или служанок возникают какие-нибудь беды или просто не с кем поделиться и попросить совета или помощи, мы все к ней бежим без чина. Я и не ревновала... Как могла. Однако после того, как я стала женщиной, мало что изменилось. Со мной он лишь выполнял супружеский долг. Но и я ведь живая, правда?

— Ты — моя императрица! — воскликнул Ренольд. — Я бы ни за что не стал заставлять тебя делить меня с другой!