Князь Арнаут

Вспомним про удачное обретение Дамаска. В любом случае политика атабека уже принесла ему грандиозную победу, с которой не могло идти ни в какое сравнение взятие Аскалона иерусалимским королём. Не будем забывать, что, завладев этим городом, Бальдуэн нанёс прежде всего ущерб египетским Фатимидам (то есть шиитам), что в общем-то также играло на руку глобальной политике сарацин-суннитов — не столько даже Нур ед-Дина, сколько его знаменитого последователя, чьё грозное имя навеки будет вписано в историю.

Впрочем, пока что племяннику победоносного Ширку, сыну Айюба, Салах ед-Дину Юсуфу всего лишь восемнадцать, и он ничем себя не проявил. Так что и мы не будем до поры вспоминать о нём, несмотря даже на ту фатальную роль, которую его возвышение сыграло в судьбе нашего героя.

Комментарий 22

Тут неплохо бы вновь вспомнить о делах давно минувших. Ещё на втором этапе Первого похода, когда дружины крестоносцев одна за другой начали прибывать в Константинополь, Алексей попытался обеспечить за собой право в дальнейшем притязать на сюзеренитет над всеми землями, которые будут завоёваны рыцарями. Последние, кто охотно, кто нет, принесли вассальные присяги. Однако уже после взятия Никеи, которую базилевс обманом оставил за собой, назначив в неё наместника из числа своих приближённых, все графы стали считать себя свободными от омажа, поскольку убедились в истинных намерениях Алексея.

Антиохия шла в договорах особой строкой. Ибо город этот империя потеряла уже в царствование Комнинов, кроме того, Боэмунд Отрантский, потерпев поражение под Диррахием в 1108 г., подписал знаменитое Девольское соглашение, по которому, как князь Антиохии, подтвердил свой безусловный вассалитет Алексею.

Боэмунд не был разбит в битве, так как Алексей просто не решался на генеральное сражение с норманнами, но князь оказался обложен со всех сторон византийцами и, лишившись кораблей, не смог продолжать борьбу. Он прибыл в ставку Алексея, где они составили довольно пространный договор, о чём подробно рассказывает Анна Комнина в своей «Алексиаде».

Поскольку, как нам известно, Боэмунд Первый так больше и не возвращался на Восток (спустя три года великий крестоносец скончался в родной Апулии, в своём Каноссиуме, теперь Каноса ди Пулья. Просьба не путать с Каноссой — замком графини Матильды), а правивший в Северной Сирии Танкред[139] попросту наплевал на дядины присяги, то и в дальнейшем норманнские князья чувствовали себя абсолютно свободными от каких-либо обязательств по отношению к Бизантиуму, что не могло, конечно, не злить Комнинов, переживавших в конце царствования Иоанна, и особенно при Мануиле, пик своего могущества.

Территории к югу от Антиохии были потеряны Константинополем очень давно, попытаться подчинить себе Иерусалимское королевство означало бы для Мануила неизбежное усиление конфронтации с Западом. В конце концов там уже не раз и не два высказывалось мнение, что неплохо бы направить силы рыцарства на поход против схизматиков, которые, конечно же, ничуть не лучше неверных.

Впрочем, всему своё время, как знаем мы из школьных учебников истории, не прошло и пятидесяти лет с момента вторжения на Кипр дружин Ренольда Шатийонского и Тороса Киликийского, как соединённые силы французских графов и венецианцев штурмом взяли Второй Рим[140].

Однако это не является темой нашего повествования. Скажем только, что логические выкладки коннетабля Иерусалимского выглядели вполне убедительно, едва ли у Бальдуэна Третьего могли возникнуть серьёзные основания опасаться за свою власть вследствие самоуправства беспокойного родственника.

Комментарий 23

Впрочем, радость франков вскоре сменилась недоумением, а позже и разочарованием. Через недолгое время после того, как императорская армия двинулась на восток, в Антиохию стали долетать слухи о том, что порфирородный сюзерен, славный защитник Утремера, сначала повёл переговоры с посланниками Нур ед-Дина, а позже и вовсе принял условия мира, предложенные князем язычников.

Христиане Левантийского царства почувствовали себя обманутыми, покинутыми и даже, более того, оплёванными. Их мало заботило, что Меч Веры, всерьёз опасавшийся войны с базилевсом, в угоду ему отпускал шесть тысяч христианских пленников, подавляющее большинство которых оказались немцами, угодившими в плен во время Второго похода.

Смирив Тороса и Ренольда, припугнув Нур ед-Дина, базилевс ушёл обратно в Константинополь, якобы обеспокоенный слухами о готовившемся заговоре в столице. Наконец-то даже самые недальновидные из франков поняли, как на деле заботит Мануила судьба христианства Востока. Он мало чем отличался от своего венценосного деда, который шестьдесят лет назад даже и не удосужился прийти на помощь осаждённым в Антиохии крестоносцам, предоставив их спасение судьбе.