Князь Арнаут

Тут пилигриму очень кстати вспомнились слова мудрого Ангеррана, который изрёк: «А чего бы вы хотели, мессир? Чтобы она указала вам на кровать и сказала бы: “Милости прошу в мою постель, мессир рыцарь, а наутро раструбите всем про то, как легко отдалась вам сиятельная княгиня!”? «Фьеф? — спросил себя он без всякого энтузиазма. — Конечно, теперь и король охотно примет меня на службу, даст замок и землю с крестьянами, хотя бы уже чтобы не обижать овдовевшую кузину».

Заметив, что любовник загрустил, Марго, тихо, как мышка, лежавшая рядом, решила развеять его печаль доступными женщине средствами. Она принялась поглаживать бёдра и живот Ренольда, что уже скоро дало ей право прошептать:

— Мессир, по-моему, аппетит у вас снова проснулся.

Пилигрим, разумеется, не мог не признать подобного факта и притянул Марго к себе.

— О нет, о нет, мессир, — мягко отстранилась та. — Вам нельзя... так много. Вы же ранены!.. — Впрочем, через несколько секунд любовница сдалась. — Ну, если это приказ... я с удовольствием выполню его. Утолять ваш голод для меня большая честь и удовольствие.

Не успел рыцарь и его партнёрша завершить «утоление голода», как в дверь постучали.

— Входи! — крикнул Ренольд, решив, что это скорее всего Ангерран.

Дверь распахнулась, и в комнату вошёл... сам король Иерусалимский Бальдуэн.

— О шевалье! — воскликнул он. — Вы заняты? Может быть, мне зайти попозже?

Надо ли говорить, что пилигрим «не позволил» сиятельному гостю «зайти попозже»? Осознав важность момента, Марго схватила одежду и выскользнула в коридор. Едва она удалилась, Ренольд попытался встать, но король строго-настрого запретил ему это.

— Лежите, шевалье, вы ранены. Княгиня Констанс рассказала мне об обстоятельствах, при которых вы получили рану. Я рад снова видеть вас и знать, что теперь ваша жизнь вне опасности.

Слушая слова короля, Ренольд мог бы поклясться, что звучат они не вполне искренне. Бальдуэн не слишком-то умел скрывать свои истинные чувства. Что-то беспокоило его, и говорил он, стараясь не смотреть в глаза собеседнику. Однако, задав все приличествовавшие случаю вопросы, король всё же собрался с духом и попросил:

— Её сиятельство, княгиня Констанс, и члены Высшей Курии княжества Антиохийского просили меня временно взять на себя заботу об этом государстве. Как регент, я от своего имени и от имени моей кузины прошу вас принять приглашение переехать во дворец. По крайней мере, до вашего выздоровления...

Он сделал паузу, и рыцарь, решив, что ему следует ответить, хотел уже раскрыть рот, но король сделал ему знак помолчать и продолжал:

— Я специально пришёл сюда, шевалье Ренольд, чтобы поговорить с вами без посторонних и... случайных свидетелей...

По тому, как Бальдуэн произнёс слово «случайных», пилигрим понял, что ни о какой случайности речь не идёт. Молодой правитель Иерусалима почесал светлую бородку:

— Скажите, мессир, вернее, расскажите мне всё о той пластинке, что ваш слуга нашёл в мехе из-под вина. Пожалуйста, не упустите ничего, мне важно всё, каждая мелочь!

— Но, государь... — начал Ренольд. — Что тут рассказывать? Мне бы не хотелось передавать досужую болтовню слуг... Моему оруженосцу вечно что-нибудь мерещится. То заговоры, то... да вообще чушь всякая. Он, видите ли, вдолбил себе в голову, что именно из-за этой дурацкой пластинки меня чуть и не зарезали во дворце вашей матушки... то есть, конечно, в вашем дворце...

— Не зарезали во дворце? — удивился Бальдуэн. — О чём вы, шевалье?

— Да мне, право, и неловко, сир, — смутился пилигрим. — После того как вы уехали в Яффу в гости к вашему братцу, его сиятельству Амори́ку, её величество королева Мелисанда, ваша матушка, призвала меня к себе...

Увидев выражение, появившееся на лице короля, Ренольд замолчал и спросил:

— Что-то не так, государь?

— Говорите, говорите.

— Мы так хорошо побеседовали! Её величество даже обещала походатайствовать за меня перед вашим величеством... Я понимаю, что не совсем хорошо повёл себя по отношению к своему сюзерену, без спросу оставив его и не заплатив долга, но...

Короля явно не интересовали объяснения рыцаря.

— Вернёмся к вашему визиту во дворец, шевалье, — перебил его Бальдуэн. — Когда вы там были?

Ренольд наморщил лоб:

— Да, пожалуй, в конце мая, а то даже и в начале июня... — Ему вдруг очень захотелось покончить с этим нелепым рассказом: — Когда я возвращался от вашей матушки, то ненароком заблудился во дворце, и какие-то два сукиных сына напали на меня и чуть не прирезали. Благо на мне под камзолом оказалась специальная кольчуга... Что-нибудь не так, сир?

Король, не глядя на рыцаря, покачал головой, однако дальнейшие слова его свидетельствовали об обратном.

— Но меня не было в это время в Яффе, — задумчиво проговорил Бальдуэн. — Может, я и покидал Иерусалим на день-два, но... я не ездил к графу! Это-то уж я точно помню. Во всяком случае, в июне.

Бальдуэн на какое-то время умолк, но и Ренольд так же не говорил ни слова, дожидаясь, пока гость сам не прервёт паузу.