Князь Барбашин 3 (СИ)

- Да, не вовремя всё, - выдохнул Андрей, вставая из кресла, чтобы налить гостю очередной бокал. В отличии от многих местных, он помнил, что слуги - самые информированные люди в доме, а потому при серьёзных разговорах предпочитал самообслуживание, а его личный кабинет был обшит войлоком для лучшей звукоизоляции.

- Но, если драка неизбежна, - добавил он, улыбнувшись, - бить надо первым.

Шигона с этой фразой был не согласен, по крайней мере, в большей части ситуаций, когда князь её произносил, но Андрея это никогда не волновало. Оба сановника понимали, что ливонский вопрос назрел и перезрел уже давно. Правда, и вляпаться в Ливонскую войну по образцу Ивана свет Васильевича, для попаданца тоже было боязно. Хотя, надо признать, нынешняя дипломатическая ситуация была для Руси куда лучше, чем во второй половине столетия в его прошлом-будущем. Но заручиться дополнительной поддержкой того же императора было бы всё равно неплохо.

А об императоре Андрей подумал не просто так. Просто, несмотря на все препятствия, чинимые польским королём, который просто взял и не пропустил имперского посла Гильдербранда на Русь, второй посланец Карла, некий Варфоломей из Любека, добрался-таки до Москвы и привёз письмо от императора с предложением "братства и любви" между державами. Разумеется, в Москве были только рады подобному, а потому сразу же отправили в Испанию своего посланника Якова Полушкина. Тот, с честью выполнив порученное ему дело, вернулся обратно уже в сопровождении имперского посла Антонио де Конти и новыми предложениями от короля Испании и императора Священной Римской империи Германской Нации к Emperador de Rusia, как именовали на Пиренеях великого князя. И уже в Москве состоялся очередной этап переговоров на высшем, так сказать, уровне.

В Кремле благосклонно отнеслись к идее восстановить союз между государями, как это было при деде императора Карла - Максимилиане. Что по обычаю отразилось и на самом после. Его завалили подарками от казны, приглашали на пиры и охоты. Звали в гости знатнейшие люди, был среди которых и Андрей.

Хорошее знание латыни позволило ему обойтись в разговоре без переводчиков, а де Конти оказался вполне себе хорошим собеседником. Не привыкший к тяжёлым русским застольям, имперец был приятно поражён "европейскостью" княжеского дома и лёгкостью тамошнего угощения. А также кругозором хозяина.

Оставаясь вдвоём, они много говорили о науке, литературе и последних событиях в мире. К тому же де Конти, как образованный человек, всегда брал с собой в путешествие несколько книг, и князь, пользуясь случаем, не упустил момента познакомиться с современным эпистолярным жанром Европы. Разумеется, книги были взяты не просто для чтения, а были отданы в руки лучших переписчиков. Взамен же послу были подарены печатные экземпляры образцов уже русской словесности, переведённые на латинский язык учениками княжеских школ и досконально вычитанные не только европейскими работниками князя, но и Дмитрием Герасимовым с его помощниками. Культурное вторжение в Европу Андрей планировал давно, а тут подвернулся такой шанс проверить "читаемость" русских текстов на европейце!

Правда, готовых книг было пока всего четыре, но зато каких! Андреевский сборник былин в стиле Лихоталь, хождения Афанасия Никитина (несколько прилизанные и доработанные князем), и жемчужина древнерусской словесности - "Слово о полку Игореве". Последним же был достаточно большой фолиант очередного труда князя на литературном поприще под тривиальным названием "Поле Куликово" - представлявшем из себя компиляцию из романов Бородина, Лощица и Возовикова, с наложением на "Задонщину". В среде русских грамотеев оно уже успело вызвать настоящую сенсацию, как своим смыслом, так и построением. Кто-то восхищался им, кто-то кричал об уходе от канонов, кто-то упрекал в подражательстве европейцам с их рыцарским романом. Были и те, кто попрекал князя в "гордости", так как он не удержался и проставил в исходных данных имя автора, то есть своё. Но при всём при этом книга в лавках не залёживалась, а раскупалась мгновенно. Пришлось даже ещё дважды запускать тираж, который и так был достаточно большой, сразу в сто экземпляров.

Что странно, церковь в лице своих главных иерархов, отнеслась к произведению двояко. С одной стороны, вроде бы и "не поучительное" повествование, с другой - фигура Сергия Радонежского, да и вообще Церкви, в книге была выписана только яркими красками. Так что митрополит хоть и посетовал по привычке, но предавать творение князя анафеме не стал.

А имперскому послу книга о великой битве что называется "зашла".