Князь Барбашин (СИ)

Не, ну а как же. Он же о живописи да скульптуре тогда подумал, когда ему про мост на Москве рассказали, что купец поставил. А мост тот скульптурами был украшен. Ныне-то он сгорел на пожаре, но сам факт заставил Андрея обратить свой взор на эту сторону русского искусства. Он ведь специально у церковников спрашивал, думая, что запреты какие-то есть. Однако ничего подобного не было. Все ограничения касались только икон. Вот тут да, тут строго требовали следовать канону. А светский портрет был просто в загоне. Ну не нужно это было церковникам, да и князьям с боярами. А нет спроса, нет и предложения.

Между тем в русском искусстве уже начали развиваться светские темы, что частично было обусловлено возросшим интересом к быту и природе. В то время как христианское культовое искусство было призвано изображать духовные сущности мироздания, новое искусство светской направленности обратилось к земной жизни, понимая её как отражение божественной мудрости. Увы, но любой русский заказчик мог довольствоваться лишь доморощенными художниками, которые имели только опыт иконописания и самостоятельно (без иностранных учителей) осваивали светские жанры, в том числе и портрет. Эти художники бережнее относились к средневековой традиции, что соответствовало вкусам их заказчиков с развитой религиозностью. Только это и сдерживало развитие портретного жанра на Руси. Не имея конкретного заказа, мечущиеся души людей искусства нашли свой выход и появились художники, что стали наносить светские мотивы на святые иконы. Но это тут же вызвало бурление в церковной среде и отразилось даже на Стоглавом соборе. Но и там все запреты коснулись лишь иконописания. Однако, поскольку русским живописцам негде было учиться, то и русский портрет – прасуна (примеры которых можно найти в любом учебнике истории) – ещё долгое время больше походил на иконопись, хотя и нёс в себе уже хорошо уловимые черты конкретного человека. Но стоило только заказчикам восхотеть, и вот уже появились на Руси первые портретисты, оставившие нам лица тех же купцов Репниных, живших задолго до реформ великого Петра.

То есть, Андрей уяснил для себя главное: церковь прямо запрещать подобное не будет. И людей, готовых принять новое, на Руси тоже уже хватало, а значит, всё, как всегда, упиралось лишь в отсутствие учителей.

Ведь в основу обучения рисованию на Руси был положен копировальный метод, перерисовывание образцов. Учились рисовать на буковых дощечках, покрытых воском (так же, как и художники Возрождения). Правда потом сложность приготовления буковых дощечек для учебных работ заставила заменить их берестой. Сначала на берестяных листах ученики рисовали острой палочкой, а позже стали применять гусиное перо и чернила, а также кисть и краски.

Обучались в основном в монастырских школах (мужских и женских). Но специальных занятий рисунком не было.

Более серьёзно обучение проходило у русских иконописцев. Но и они больше учили копировать старое, чем изображать увиденное.

И так из века в век, даже тогда, когда на Западе уже начали формироваться зачатки реалистического подхода к рисунку, в основе которого лежало изучение натуры. Всё это и привело к тому, что русские художники лишь в семнадцатом столетии начали постигать то, что европейцы прошли в пятнадцатом. Это Андрей, неплохо знавший историю, понял, когда на глаза ему попалась книга Леон Баттиста Альберти "О живописи".

Этот трактат был в основном о рисунке и основных положениях построения изображения на плоскости. Рисование Альберти рассматривал как серьёзную научную дисциплину, как математику. Не как механическое упражнение, а как упражнение ума.

Весь процесс обучения Альберти предлагал строить на рисовании с натуры. И материал в трактате был дан в методической последовательности, где автор изложил строгую систему обучения.

Знакомство должно было начинаться с точки и прямых линий, затем углы, плоскости и объёмные тела. Соблюдая последовательность, Альберти знакомил ученика с основными положениями линейной и воздушной перспективы. Большое значение Альберти придавал личному показу учителя.

Конечно, были у него и недостатки, но он первый стал разрабатывать теорию рисунка, положив в основу её законы науки и природы. Он дал правильное методическое направление обучение рисунку. Он понял необходимость приблизить науку к практическим задачам искусства.

Читая латинское издание, Андрей восхищался мастерством изложения. Нет, сам он имел за спиной лишь год художественной школы (куда ходил больше ради одной девчонки) и уроки рисования в школе обычной, но и он мог оценить, сколь нужным было это пособие, особенно тут, на Руси.

Правда, нужно признаться, что целенаправленно трактат о живописи он не заказывал, а его люди искали вовсе другую книгу этого же автора. Не менее известный "Трактат о шифрах". Его, кстати, тоже нашли, но значительно позже и с куда большим трудом. Ну да вернёмся к живописи.