Князь Барбашин (СИ)

– Однако подобное двоеверие суть грех. Они же господа нашего за одного из своих проклятых демонов принимают, а вы, получается, сему потакаете. Вот иные…

– Прости, отче, но мягкая сила быстрее приведёт заблудшие души к господу, чем жёсткое давление. К тому же места вокруг и без того неспокойные…

– И не боишься такое молвить? – Иуавелий с интересом взглянул на отца Филарета.

– Отбоялся своё, – честно молвил тот. – Хотя и в холодную келью вновь на заточение не очень хочется. Только верую, что мы правы, а не те, кто свет веры христовой через меч несёт.

Оба помолчали, думая каждый о своём, а потом игумен присел на край кровати и произнёс:

– Приобщение к вере язычников – дело трудное, но богоугодное. И коли считаешь, что прав, то так тому и быть. Об сём разговора не будет, а вот про школу местную знать желаю.

– Тут лучше всё увидеть самому, отче, – усмехнулся Филарет. – Отдохни с дороги, а с утра и покажу тебе всё.

– Хорошо, так и сделаем, – согласно кивнул головой Иуавелий.

Утро выдалось солнечное и морозное. Отстояв утреннюю службу и осенив себя крёстным знамением, Филарет и Иуавелий неспешно прошествовали до крытого возка, внутри которого тепло поддерживала чугунная жаровня с углями, и тронулись в путь. Всё же школа хоть и находилась внутри стен, но была прилично отдалена от храма, являя собой целый комплекс зданий, соединённых множеством переходов.

Внутри школы было достаточно тепло даже в коридорах, здесь явно не экономили на отоплении. Но первое, что привлекло внимание игумена, едва вошедшего внутрь, это музыка, необычный ритм которой и заставил его остановиться. А потом, когда высокий детский голос запел в такт мелодии, оказалось, что это не просто музыка, а самая настоящая песня. И Иуавелий готов был поклясться чем угодно, что ранее нечто подобное он слышал в исполнении своего послушника, ещё в те годы, когда тот втайне от наставников (как он думал) бегал учиться игре на гуслях.

Конечно, это пение сильно отличалось от привычного ему пения церковного, но смысл слов во многом переплетался с заповедями, представляя собой незаменимый набор нравственных ориентиров: тянуться к свету, беречь дружбу, уклоняться от искушений. Мудрость таких драгоценных советов просто невозможно переоценить при воспитании отроков, но меньше всего игумен думал услыхать их в светской песне, которые всегда представлялись ему пустым скоморошьим блеянием на потеху толпе.

Он застыл, властным движением руки велев Филарету ждать, и вслушался в слова, льющиеся из-за закрытых дверей:

Ах, сколько будет разных сомнений и соблазнов,
Не забывай, что эта жизнь – не детская игра.
Ты прочь гони соблазны, усвой закон негласный –
Иди, мой друг, всегда иди дорогою добра.
Ты прочь гони соблазны, усвой закон негласный –
Иди, мой друг, всегда иди дорогою добра.

Когда песня окончилась, он повернул голову в сторону отца Филарета:

– Это про подобное ты писал?

– Да. Поначалу-то, когда в школу гусли да домбры свозить стали, я думал, что тут будут некие бесовские пляски чинить, но когда прослушал весь, как его там, а, репертуар вроде бы, так вот, когда всё прослушал, то и задумался. Песни непривычные, но хорошие. И во многих господа нашего славят. А хулы уж точно ни в одной нету.

– Да уж, любит князь подбрасывать задачки, – усмехнулся Иуавелий больше своим мыслям и решительно толкнул дверь, входя в комнату, которую, как ему уже пояснил Филарет, здесь звали классом.

При его появлении дети, сидевшие за странного вида столами (в которых ученики советской школы сразу бы узнали привычные им парты), резво подскочили, а учитель, оборвав речь на полуслове, недоумённо произнёс:

– Отче?

Увидав вошедшего следом отца Филарета, он немного успокоился, однако до конца не расслабился.

– Почто не псалмы святые поёте, а похабщину? – строго спросил Иуавелий, внимательно оглядывая застывших детей.

– Для того отдельный урок существует, – тут же ответил учитель. – Там отроки приобщаются к высокому миру духовной музыки, которая поднимает их нравственно, образовывает и воспитывает. Мы же здесь просто развиваем отроков, показывая, что и светские тексты так же могут наставлять людей на благие деяния. Как не живут рыбы в мутной воде, так и человек не может жить во грехе. И оградить его от этого может лишь вера и воспитание хорошего вкуса и своей культуры. Недаром говорил древний философ Платон: "Музыка дает душу во вселенной, крылья к разуму, бегство к воображению и жизнь ко всему". Ведь ещё древние еллины выяснили, что занятия музыкой благотворно сказываются на развитии ума.