Уставшее от многочисленных и чаще всего неудачных походов, войско собиралась со скрипом. Неожиданно выяснилось, что на зов не прибыла часть подвластных хану черемисов Горной стороны. С раздражением Сагиб-Гирей потребовал пояснений от сотенных князей. Однако те предпочли промолчать, и тогда молодой и горячий князь Полтыш, владелец крупнейшего среди черемисов Малмыжского княжества и один из героев прошлогодней победы над русским флотом, взял слово. Смело глядя хану в глаза, он высказался в том ключе, что при появлении русской рати мужчины Горной стороны обязаны были собираться в ополчение и соединяться с казанским войском, оставляя своих родных без защиты. И вот, в результате ежегодных разорений последних лет, часть сотенных князей решили отложиться от ханства и принять сторону русских, которые пообещали больше не зорить их селения в ходе походов. Известие вызвало у хана вспышку неконтролируемого гнева и все, кто находился в тот момент в шатре, поняли, что если битва окончится победой казанцев, то победители обязательно пойдут мстить перебежчикам.
Но даже без черемисских отрядов хан смог набрать почти три десятка тысяч бойцов, и с этими силами он выступил навстречу той части русской армии, что шла по Горной стороне.
Конная рать князя Горбатого-Шуйского не спеша двигалась по горной стороне в сторону Казани. Идти было легко, ведь большая часть местных присягнула великому князю, и свою часть договора соблюдала, не нападая на конников и давая им пропитание. Правда полностью безопасным дорогу тоже назвать было нельзя, так как на пути попадались и такие поселения, чьи князьки и старосты не успели (или не захотели) присягать Василию Ивановичу.
Что же, князю было не зазорно потребовать от таких шерти, а если они начинали сопротивляться, то воинам ведь тоже поразмяться надобно. Так что, несмотря на строгий указ, рать постепенно обрастала барахлом и пленниками.
К Свияжску подходили уже основательно загруженными, высылая далеко вперёд и в стороны большие отряды. Не смотря на наличие в устье Свияги русской крепости, а возможно именно из-за этого, местное население было настроено к русским весьма враждебно. Вновь появились в тылу неуловимые отряды лесных партизан, перекрывших дороги и уничтожавших отряды фуражиров и небольшие обозы, а порой атакуя и дозорные сотни с постами. Все гонцы, которых отправляли воеводы, перехватывались и, в конце концов, их просто перестали посылать. И никто не сомневался уже, что лесные разведчики внимательно контролировали все перемещения войск.
Земля буквально горела под ногами, а в ответ горели черемисские селения, ревели женщины и дети, уводимые в полон, а если ратникам удавалось перехватить какой-нибудь отряд, то он вырубался до последнего человека, пленных и раненных просто добивали на месте, вымещая на них всю злобу и страх.
Князь Горбатый велел стянуть ряды, а обозы поставить в середину колонн, и таким образом пошёл через леса ускоренным маршем (ну, насколько позволяли телеги и пленные). Нападения это, конечно, не отменило, но и без потерь у нападавших уже тоже не обходилось. Русские ратники постепенно вырабатывали свою антипартизанскую тактику, оставляя после себя только трупы тех, кто не годился в холопы и дымящиеся угли на месте былых построек.
Наконец лес расступился, и армия вышла на довольно широкое и ровное поле. Оно раскинулось на левом берегу Свияги, среди заболоченной местности, ограниченное со всех сторон естественными преградами. С севера и запада – холмами, с юга – озером Туманным, с востока – Свиягой. И здесь её уже ждала армия хана Сагиб-Гирея. Позиция была для казанского хана весьма выигрышной – размеры поля не позволяли русским воспользоваться своим численным превосходством, однако атаковать выходившее из лесов войско хан не решился, что скорее было его ошибкой. А поскольку приближался вечер, то начинать сражение на ночь глядя не пожелала ни одна из сторон и оба войска, встав лагерем друг напротив друга, забылись тревожным сном.
Спалось плохо. А потому, едва просветлело, то тут, то там послышались хриплые голоса, и люди начали выползать из шатров, собираясь кучками. С реки и болот тянуло туманом и сыростью. Сырой холод вставал с земли, отчего тело пробирала дрожь. Сбоку вдруг потянуло костром, и кто-то уже подвесил котелок над огнём, готовя нехитрый завтрак то ли на себя, то ли на весь десяток.