Князь Барятинский 4. Операция ’Кронштадт’

Было раннее утро, в кронах деревьев щебетали птицы, не устающие радоваться пришествию весны. Настроение было такое... лёгкое. Хотелось просто гулять и ни о чём не думать, проветривать голову. Но — увы, покой нам только снится...

— Не бойся, — сказал я. — Тебя будет охранять не только императорская гвардия, но и спецслужбы. Амулет не потеряла?

Полли, побледнев, коснулась платья в районе груди. Амулет по моей просьбе раздобыл Платон. Штука была редкая и не приветствующаяся законом, однако я решил на такие мелочи закрыть глаза. При использовании амулета возникала мощная звуковая волна, которая оглушала всех в радиусе метров десяти, кроме владельца. Если всё крепко пойдёт не так — у Полли появится дополнительный шанс спастись.

Накануне я до поздней ночи согласовывал с Витманом план охраны императорского кортежа. Просматривал все улицы на карте, искал неочевидные возможности, и сейчас был твёрдо уверен: после похищения «великой княжны» злоумышленникам не скрыться. За ними проследят, и их возьмут.

Самый нервный момент заключался в том, что Полли нужно было позволить похитить. Чтобы выяснить, куда и к кому её увезут после. И вот тут я мог надеяться только на профессионализм людей Витмана — что, впрочем, не помешало мне надеть на Полли страховочный амулет.

— Ах, меня совершенно не тревожит вся эта ерунда! — отмахнулась Полли, и я, от неожиданности поперхнувшись воздухом, закашлялся. — Похищение — фи! Что может быть глупее и банальнее?

— А... чего же ты тогда боишься? — удивился я.

— Ты шутишь?! — Полли вытаращила на меня глаза. — Мне придётся несколько дней жить во дворце! И не просто жить, а притворяться великой княжной!

Я едва успел развернуть вокруг нас завесу. Шансов на то, что в парке нас кто-то подслушает, было исчезающе мало, но всё же...

— Ох, — смутилась Полли, заметив мой маневр. — Прости...

— Бог простит, — мрачно сказал я. — Полли, пойми. Тебе придётся не притворяться Анной Александровной, а быть ею. Это значит, что когда наедине, без свидетелей, к тебе подойдёт сам император и поздоровается — ты скажешь ему: «Здравствуй, папа».

— Вот это меня и пугает до кончиков пальцев! — простонала Полли.

— Ты — прекрасная актриса, — напомнил я. — У тебя всё получится.

— Я — прекрасная, правда? — залилась краской Полли, опять отфильтровавшая из услышанного всё, не относящееся к делу.

— Моя невеста не может быть иной, — заметил я.

Полли была довольна, как удав, переваривающий слона. Но всё же беспокойство было слишком сильным, и она вновь побледнела меньше, чем через минуту.

— А что если после того, как всё закончится, я впаду в опалу? — пробормотала она. — Или, ещё хуже — мой род впадёт в опалу?!

— С чего бы это?

— Ну как же... Ведь я побываю в... В святая святых! Там, куда нет доступа не то что простым смертным, а вообще никому, кроме императорской семьи! Можно ли так?!

— Ни в какую опалу ты не впадёшь, — вздохнул я. — Император — человек чести, он не опустится до такой низости.

— Я и не думала сомневаться в моральных качествах его величества, — поспешила заявить Полли.

— Вот и молодец. А теперь — давай, входи в роль.

— Сейчас? — удивилась Полли.

— Сейчас, — кивнул я. — Ну? На счёт «три»! Раз-два-три!

Я щёлкнул пальцами, и бледное лицо Полли сделалось отрешённым, взгляд остекленел. Шаг изменился, стал более спокойным, размеренным.

— Полли? — позвал я, немного опешив от такой резкой перемены.

— ...не понимаю, к кому вы изволите обращаться... — еле слышно произнесла Полли.

— Великолепно! — не сдержал я восхищения. — Ты гениальна!

Я был уверен, что Полли не выдержит. Она ведь так чувствительна к похвале. Но эта девушка вновь меня удивила. Она как будто чуть поморщилась и ещё тише сказала:

— ...как экспрессивно...

Я не стал добавлять к инструктажу, который проходила Полли, тот деликатный момент, что великая княжна Анна относится ко мне, скажем так... неравнодушно. Кого другого она наверняка упрекнула бы в экспрессивности, меня — никогда.

Ну да это ладно. Ведь во время операции меня рядом не будет. А если Полли начнёт волноваться насчёт моих отношений с великой княжной, никому от этого легче не станет.

Из образа Полли уже не выходила. Так мы с ней и подошли к стоящей за воротами академии машине с магической тонировкой на стёклах.

«Тонировка» эта, как я успел разобраться, была куда более функциональной, чем могло показаться на первый взгляд. Вот, например, сейчас я отчётливо видел за рулём усатого пожилого мужчину в шляпе-котелке. Он хмуро изучал развёрнутую карту. На заднем сиденье тосковала чопорная дама в кремового цвета платье и шляпке, украшенной цветами. В руках она теребила сумочку и время от времени что-то говорила водителю, который в ответ раздражённо шевелил усами.

Однако стоило открыть дверь, как реальность изменилась.

На заднем сиденье обитал Витман в тёмно-сером плаще, а за рулём сидел здоровенный детина лет двадцати пяти, без всякой шляпы.

Просто чёрные окна возбуждают любопытство, а вот обыденная картина легко отводит любопытные глаза.

— Приветствую вас, госпожа Нарышкина, господин Барятинский, — сказал Витман.