Князь Благовещенский

— Когда я всю правду узнал, понял, что Арцебашев на что угодно пойдет, чтобы дело замять. А мне если и поверят, то не сразу — все-таки фигура значимая и влиятельная. Даже на боярском круге я его обвинить не смогу: формально я изгнан из рода. А значит, у него время будет хвосты подчистить и дел натворить. Мог ведь и Аню…

— Жену?

— Ага.

Я посмотрел на парня совсем другими глазами. С уважением, если честно. Он не стал бросаться грудью на баррикады, подставляя всех вокруг себя под огонь, а предпочел принести себя в жертву. И дело закрыл — Потрошители после той расправы затихли и никак себя не проявляли, — и никому больше пострадать не позволил. И воевода уверен, что следак, под него копающий, сорвался, как институтка. По мне, такое поведение больше на героизм походит, чем бросок в штыковую на пулеметы. Сдохнуть глупо — большого ума не надо.

А Самойлов сидел и ждал, когда случай позволит ему добить ячейку вместе с головой. И дождался. Меня. Блин, парень-то на меня рассчитывал! И будь на моем месте настоящий обер-секретарь, делал бы это не напрасно. У моего двойника хватило бы силы и влияния прижать Михайлу Генриховича. А вот у меня…

Хотя чего раньше времени загадывать? Влияние заместителя князя от меня никуда не делось, это же не магическая сила. А в деле с Потрошителями дар и не нужен. Там только донести князю, а уж он с Арцебашевым сам разберется. Конечно, нужны веские доказательства. И, по-хорошему, полная победа в деле с убийством посла. Для усиления, так сказать, позиций при дворе.

— У тебя доказательства есть? Что-то, кроме слов похитителей?

— Нет. Но я знаю, как их добыть. Секретный счет воеводы в банке Саха — один из Потрошителей рассказал. На него он получал проценты с каждой продажи ребенка. Оформлен он не на него лично, но, если покопать, его уши точно выглянут. А еще можно сопоставить даты платежей с каждым случаем похищения… У меня есть записи, я по всему княжеству случаи поднял за три года. И на всякий случай еще по Хабаровску и ханству якутскому…

Ну, в принципе, если доступ к этому счету найти, доказать его связь с Арцебашевым, может сработать.

— Слушай, а что применил для убийства? — Уж очень мне хотелось узнать значение оговорки жандармов «покрошил в фарш». И пояснил на всякий случай: — Я рапорта о твоем деле не читал.

— Лезвия, — пожал плечами Глеб. — У нас не очень сильный род. Четыре воздушных клинка с каждой руки да еще пара мелких заклятий — вот и весь мой арсенал.

Я чуть в голос не расхохотался, услышав его объяснение. У меня в напарниках Росомаха ходит! Настоящий Логан с клинками из воздуха! Только выглядящий не так брутально! Не, ну правда! Я еще к самому факту существования магии едва привыкать начал, а тут — на́ тебе, клинки из воздуха! Но сдержался, к счастью. Не хотелось рушить едва возникшее между нами доверие. Глеб ведь никому, кроме меня, этой истории не рассказывал.

— Ну а у тебя что с триадой? Откуда тебя Витя знает?

Посчитав, что свою часть договора он выполнил, Самойлов потребовал выполнения своей и от меня. Я уже подготовил версию, которая являлась смесью моей беседы с матерью и парочки новых вводных. Частично, кстати, почерпнутых из его рассказа.

— Я не буду от тебя требовать, чтобы ты все в тайне хранил — и так понятно, верно? — усмехнулся я невесело. — Память я потерял. И дар.

Судя по расширившимся глазам Глеба и приоткрытому рту, он был удивлен. И еще, пожалуй, не очень мне верил.

— А так бывает?

— У бабки по отцовской линии так было, — качнул я головой. Нет ничего правдоподобнее смешения правды с правдоподобным вымыслом. — У нее только дар, памяти она не теряла. Я не знаю, как это произошло и как это можно исправить. Но сам понимаешь, трепать о таком на каждом углу не станешь. Даже вопросы задавать и то опасно. А тут еще кризис с убийством посла. Попробуй только скажи, что обер-секретарь… Ну ты понял. Так что, отвечая на твой вопрос про Витю, я допускаю, что знаком с ним и даже сотрудничал. Но я ничего об этом не помню.

— Как давно?

— Память потерял?

— Ну да. И сколько не помнишь?

То есть мое объяснение, как рабочую версию, он пока принял. Уже хорошо.

— Вчера с утра встал и понял, что не могу вспомнить, что было вчера. И днем раньше. Так сказать, насколько я не помню, — не могу. Но события месячной давности, например, доступны.

Я решил, разу уж парень проторчал в камере два месяца, остановиться на сроке в один месяц. Так ему сложнее будет поймать меня на вранье. Тут же вылезла паническая мыслишка, прооравшая что-то вроде «досочиняешься!», и скрылась.

— Проклятие, может?

— Я лично считаю, что это как-то связано с моими делами, — решил я вернуть наш разговор к проблемам, меня волновавшим. — Никак этого подтвердить не могу, но чуйка вроде такое говорит.

— Чуйка?

Еще одно незнакомое слово? Блин, да как же тут легко впросак попасть!

— Ну да, чуйка. Чутье, интуиция…

— Да не, я понял. — махнул рукой Глеб. — Странно просто, ты говоришь — дар потерял…

А интуиция у нас, выходит, составная часть дара! Ну здорово!