Шлёп… шлёп… шлёп… Круглый плоский камешек, пущенный в путешествие по зеркальной водной глади сильной уверенной рукой, совершил почти десяток длинных лягушачьих прыжков. И только после этого, исчерпав заряд, бесшумно опустился на песчаное дно примерно в центре небольшого тихого озерца. Послышался шорох шагов, едва-едва различимый на фоне тех мерных успокаивающих звуков, что издавал высокий камыш, чуть покачивающийся под колыбельную ветра. Шаги совершались чьими-то маленькими детскими ножками, они ступали легко, хоть и немного неуверенно - ребёнок порой боязливо останавливался, раздумывая, куда поставить крошечную ступню, обутую в мягкий башмачок без каблука. Земля была ненадёжная - берег размыло дождями, повсюду торчат голые корни деревьев, песчаная почва коварно расползается под ногами, образуя ямы и глубокие трещины. Мужчина вновь замахнулся, зажатый в кулаке камень был готов баламутить мирные воды. Но на плечо ему легла тёплая детская ладошка, останавливая. Растопыренные пальчики измазаны соком кислой еще лесной земляники. Молодой человек послушно опустил руку, камешек безвольно упал в траву, потерялся в переплетениях стеблей. Девочка лет семи чинно прошествовала мимо к нагретому летними лучами валуну, один бок которого порос изумрудным мхом. Крупный обломок прочно врос в землю, казалось, что он лежит на этом месте веками, но мужчина готов был поклясться, что этот гладкий валун не мог здесь появиться раньше, чем секунду назад. Придерживая подол нарядного голубого платьица с видом великосветской жеманницы, девочка опустилась на свой 'трон'. Аккуратно расправила складочки юбки, степенно сложила розовенькие ручки на коленях. Если бы кому-нибудь случилось вдруг увидеть этих двоих, то непосвящённый наблюдатель подумал бы, что мужчина и ребёнок попросту не замечают друг друга или же нарочно делают вид, что не замечают. На самом же деле, они не нуждались в словах и бессмысленных для них, но общепринятых 'расшаркиваний' вроде приветствия.
- Мне страшно, Фрэйлль, - словно камень сорвался в воду, разбив на неровные осколки чёткое отражение перевёрнутого неба и пологих берегов, поросших серебристыми ивами. Нарушив стройную картину тишины, зыбкого спокойствия. Кажущегося непоколебимым равновесия… чтобы пошатнуть его, хватило брошенного кусочка гальки. Притворство. И мир закачался, пытаясь обрести хотя бы подобие, пустую видимость устойчивости.