Источник: вырезка из рекламного буклета НИИ имени Йозефа Штаузера 13 января 1975 года.
Мой план удался!
После встречи с Паулем, Софья наконец-то сняла маску. Стала живой и настоящей, ибо притворятся уже просто не было никакого смысла.
Конечно, ей пришлось с пониманием отнестись к дружелюбному лабрадору, поскольку Княжна сама проигнорировала мои предупреждения. А я стоял над ней и тихонько усмехался, безмолвно произнося губами ту самую страшную фразу: «А я ведь говорил!»
Правда, это продолжалось недолго. Всё же, я не настолько лютый садист, поэтому через пять минут вывел девушку на поверхность.
А вот тут-то маска и упала.
Вместо хитрой манипуляторши передо мной оказалось довольно грустное существо. Совсем поникшее, и как будто очень уставшее.
Но больше всего меня поразили её глаза… Вместо хитрого блеска там теперь отражалась бездонная тоска. Казалось, что в этих глазах можно было утонуть и погрузиться на дно самой затяжной депрессии!
Мы сидели на лавочке и молча наблюдали за тем, как Пауль весело бегает с детишками из дома Любимова.
— Говорят… дети чувствуют доброту внутри тебя. — тихо произнесла Софья: — Им совершенно наплевать на то, как ты выглядишь. Они никогда не встречают по одёжке. И… наверное — в этом их прелесть.
— Чего это вы вдруг о философском? — поинтересовался я.
— Да вот… всё думаю. — вздохнув, ответила она: — Я всегда старалась угодить своему отцу. Хотела быть именно такой, какой он хочет. Самой идеальной дочерью на свете. И в попытках переделать себя я… совершенно забыла, а какая я? В смысле — какая я на самом деле? Во мне совершенно не осталось вот этой незамутнённой детской искренности. С каждым годом тёмная вуаль на глазах, как будто становится плотнее. Я продолжаю ломать себя… Продолжаю делать то, что хочет видеть отец. И знаете, что во всём этом самое страшное?
— Что же?
— А, с чего я вообще решила, что отец хочет видеть перед собой… куклу? Вот я слушаю их звонкий смех. Вижу, как они весело бегают за этим упырём в фиолетовом пиджаке… и в моём сердце, как будто что-то просыпается. Знаете, словно старая рана, которая уже давно превратилась в шрам. Некая призрачная боль… И она говорит мне — ты сама сделала из себя то, что есть сейчас. Хотел этого отец? Нет, не хотел. Хотели ли все остальные? Нет, не хотели. Я придумала для себя несуществующий идеал. Куклу, которая во всём поддерживает свою семью… даже если кукле на самом деле всё это не нравится. А сейчас я смотрю на тех, у кого даже родителей нет… На тех, чьё будущее очень туманно и сложно прогнозируемо. У них нет связей. Нет денег. Нет дорогих нарядов и возможностей. У них ничего нет… Но сейчас они такие искренние и счастливые! Могу ли я так же засмеяться? От всей души… И не над грубыми шутками опасного волка, типа вас. А над какой-нибудь дуростью… Чтобы это была чистейшая и искренняя эмоция?
— Если вы расслабитесь, то может получится.