Князь Диодор

Выстрел прозвучал на удивление негромко, или за шумом дождя по крышам и мостовой звуки как-то особенно скрадывались. Но он осветил вспышкой и эту улочку, и эти фигуры. Впрочем, князь снова увидел лишь отброшенные назад, за плечи плащи и темные повязки на лицах.

В того, в кого он целил, князь определенно попал, и сам нападающий согнулся, несильно, но руки его оказались прижаты к груди, в бою он участвовать более не мог. Его даже попробовал подхватить кто-то из этой четверки, но другой, чуть более рослый и агрессивный, прорычал что-то на таком местном наречии, что у князя осталась уверенность – это была не парская разновидность фериза. Вот в этого высокого он попробовал выстрелить из второго ствола. Именно, что попробовал… Потому что кремень звякнул о промокшую «терку», – так называлась дощечка с насечкой для высекания искр, – но выстрела не получилось.

А потом пришлось уже отмахиваться шпагой, взвести вторично курки князю не позволили. Он отбивался удачно, возможно, потому, что двое других нападающих помощь высокому оказывали не вполне верно. То есть, они бились, конечно, и некоторые их выпады были опасны, но главным образом – из-за темноты, их легко можно было не увидеть, не заметить… Два таких удара князю даже пришлось принимать на пистолет, и хотя это был не большой седельный, а малый пистолетик, у него получилось, хотя бы и пассивно, но и от того тоже был прок.

Затем сбоку выступили еще какие-то тени, вернее, конечно, люди, которые казались тенями. По-видимому, имперцев обложили серьезно. И хотя Дерпен, судя по крикам из-за спины, сражался весьма удачно, уже дважды князь расслышал стоны и хрипы, но с этими подошедшими он все равно не мог оказать князю никакой помощи. Вот почему ничего не происходит с куртье, мелькнуло в голове у князя, неужто ранен?..

Он все же сумел взвести курки снова, проведя пистолетом о свой колет сбоку, словно бы пригладив себя, и тогда едва ли не с мстительным удовольствием выстрелил в длинного и в того парня, которого видел хуже – тот наседал слишком умно, пожалуй, был опаснее последнего, оставшегося на ногах. Длинного отбросило к стене, и он так громко и неожиданно страшно захрипел, что князь понял – у него пробито легкое. А второй упал, сложившись чуть не втрое.

Последний из нападающих вдруг развернулся и бросился бежать… Князь сразу развернулся. И сделал это преждевременно, это вначале нападающие, понадеявшись на численное преимущество, могли действовать клинками, но это не значило, что у них не было огнестрельного оружия, которым мог бы ударить и раненый… Но уж очень князю было важно знать, что происходило позади него.

А тут ничего особенного и не происходило… уже. Дерпен как сунул Атенома за себя, осознавая в нем самого слабого бойца изо всей из команды, так и не выпустил вперед. То есть, куртье пробовал то с одного бока восточника оказать ему помощь, то с другого, но Дерпен невозмутимо, как в тренировочном зале, или на площадке для учебных поединков, заталкивал его за себя и орудовал исключительно сам. Причем так здорово, что несмотря на то, что перед ним еще оставалось трое каких-то остолопов, создавалось впечатление, что это он на них нападает, а не они. Он именно что рубился, отводил их шпаги высоко в стороны резкими, короткими и злыми ударами, и выискивал в открывавшейся зоне возможности для ударов. Пожалуй, он бы и на самом деле с врагами уже расправился, если бы не необходимость еще прикрывать отчаянно мешающего ему Атенома, и если бы он был уверен, что успеет вернуть себе из тела противника свою тяжелую саблю прежде, чем получит ответный удар.

Но когда князь обернулся и осознал расклад боя, восточник, словно именно такого вот понимающего зрителя ему и не хватало, сделал необычную штуку. Едва ли не подпрыгнув, он ногой в плотном сапоге блокировал атаку на среднем уровне одного, левой рукой и почти плечом толкнул другого, так что тот не мог не отлететь назад, и проткнул третьего. Причем ударил изрядно, когда их по инерции развернуло, что князь успел заметить, как кончик Дерпенова клинка вышел из плаща этого бедняги…

Тогда-то сзади и ударил выстрел. Князь тут же повернулся. Стрелял, конечно, высокий, он сумел, выронив свою шпагу дрожащими и, без сомнений, окровавленными руками, вытащить пистолет, взвести курок и… Вот только из-за боли и подкатившей слабости он уже прицелиться как следует не сумел. А потому закачался и упал на мостовую не князь и не Дерпен, и даже не Атеном, а тот боец, шпагу которого восточник отбил в прыжке сапогом. Его оружие звонко покатилось по мостовой, которая тут под ногами все же оказалась…

И все разом кончилось, больше нападающих на ногах не осталось. Даже тот высокий, который говорил на непонятном наречии, от толчка пистолетного выстрела откинулся на стену дома.

– Ты цел? – спросил Дерпен, причем по его тону было понятно, что он мало сомневается в ответе.

– Они даже не успели на меня как следует навалиться, – отозвался князь. – Чего же мне быть не целым-то?