Князь Диодор

Князь уже присел около него. А рядом оказался верный Стырь, он тяжело дышал, по лбу у нег текло столько крови, что ею можно было красить забор, но сквозь эту кровавую маску глаза слуги горели восторгом победы. И он же первым догадался крикнуть:

– Батюшка, маг… Густибус, сюда! Что-то с господином нашим восточником тут… – Все же дыхание он еще не восстановил.

Батюшка оказался рядом, едва князь поднял голову, чтобы присоединиться к воплю Стыря.

– Вижу, вижу, сейчас… – Он уже ощупывал Дерпена, и при том хмурился. Не поднимая головы, добавил: – Ты бы, Стырь, умылся, неровен час, кровь в глаза попадет, от этого же слепнут, ты знаешь?.. Когда она сворачивается там – ни один хирург помочь не в силах…

– Это меня, князюшка мой, кто-то по башке перетянул, – едва ли не хвастливо сказал Стырь, не обращая на слова батюшки внимания. – Но у них же и шпаги не острые, или меня рапирой достали…

– Иди, все же, умойся, – строго приказал князь. – Слыхал, что отец Иона сказал? Мне слепой слуга не нужен.

– Да как же умываться-то, когда их всех обойти и осмотреть надо, вдруг кто еще не понял, что побежден?..

Князь со Стырем осмотрели двор отеля. Это было действительно – зрелище. Раненных почти не было, то есть, кто-то еще ворочался, но так трудно, так медленно и с такой болью, что князю стало ясно – долго эти ребята не проживут. Холодное оружие вообще оставляет мало шансов на то, что тот, кого им от души угостили, выживет все же. Даже и настоящий доктор, хирург, каким бы искусным не был, мало что мог сделать после настоящей рубки.

И было врагов много, пожалуй, что поболе дюжины… Тел, распростертых на земле. И это при том, что не всех, должно быть, было видно. Их уже обходил конюх, за ним, опасливо подбирая юбки, следовала мейстерина. По лицу ее можно было прочитать, что о таком безобразии, устроенном ее имперскими постояльцами, она даже не подозревала прежде. Зато по всему было видно, что с ней и служанками, которые еще не решались выйти из дома и жались у освещенных изнутри дверей, ничего страшнее сырости от дождя не произошло. И на том спасибо, подумал князь.

Густибус как-то незаметно тоже тут же оказался, в руках у него был неширокий, но глубокий тазик, в котором плескалась вода, он осторожно промывал раны Дерпена. Стырь сам, опираясь на свою саблю, черпал эту воду и пробовал умыться, как ему приказал батюшка Иона, хотя получалось, что он только размазывает кровь по всей своей роже.

– Все же отбились, – как-то невнятно на этот раз произнес Стырь, ведь не железный же он был, и его одолевала слабость от потери крови и после перенесенного напряжения боя.

А князь дошел, припадая все больше на раненую ногу, до ворот, и тогда-то увидел в темной нише неподвижное тело с избитой деревяшкой вместо ноги. Было похоже, что привратника попробовали подкупить, вот только рассчитываться с ним никто не собирался, его попросту зарезали, хотя, судя по всему, не слишком бесшумно зарезали. И выставленный в дозор Креп это услышал, да и сам Стырь не дремал.

Князь закрыл ворота, зачем-то даже заложил их поперечным брусом, а потом позвал:

– Креп, быстро – сюда! – Надо отдать ему должное, паренек действительно выскочил из темноты мгновенно. – Будешь моими ногами. Нужно обойти тех, кто еще шевелится…

– Так ведь уже преподобный ваш… – зачастил Креп на феризе, – занимается, и обходит…

– На рукве, парень, говори. – Князь вынужден был все же опереться даже на такое вот хрупкое и юное подспорье, но мальчишка и тут не сплоховал, уперся, поднатужился, и принял часть веса Диодора, помогая ему идти. – Ты в стороне был, не видел, где Атеном?.. Что-то я нашего куртье из виду потерял… Вернее, даже не видел его ни разу.

– Он же свято-ому ойче… ойтче помогал из пистолей, – начал докладывать Креп, – еще в прихожей у двери, а потом… Туды такой злобный и сильна-й враг вбег, что… Они дрались, но куртье его все ж уколой… заколол. Вот и сам получай по голова… Оба же там ляжайт.

От волнения Креп и торопился так, что его мудрено было понять, и путал слова, звуки, даже порядок событий, которым только что был свидетелем. Густибус откуда-то сбоку отозвался:

– Я нашего куртье уже осмотрел, князь. Он ранен, но жить будет. Кажется, у него сотрясение мозга и небольшое рассечение повыше левого виска.

К князю подошел батюшка. Он присел у его ноги и твердыми, ловкими пальцами стал ощупывать рану на бедре.

– Ерунда это, батюшка, порез всего-то.

– Помалкивай, князь, не твое дело сейчас раны оценивать. Это уж мое…

– Ты бы лучше Стырю, коли с Дерпеном справился…

– Нам ты нужен не меньше, чем Дерпен, – он уже принялся бинтовать какой-то тканью ногу князя поверх его разодранной штанины. – Не хватало еще, чтобы ты от малокровия свалился.

Одна из служанок бежала опрометью куда-то с огромной, на удивление сухой развевающейся простыней, которой предстояло быть разорванной на бинты. Другая приняла у Густибуса таз с водой и что-то тихо причитала в другом конце двора. А мейстерина твердым тоном, не допускающим никаких сомнений, приказывала кухарке: