Немцы потребовали вернуть Жемайтию. В ответ Миндовг даже внешне порвал с католичеством. В знак победы над тевтонами он приказал сжечь одного рыцаря с конем и в полном вооружении, принеся его в жертву Перкунасу. Этот факт любят смаковать западные авторы, которые доказывают милосердие немцев и дикость литвы. Классически некомпетентная работа по этой теме – книга американского исследователя Вильяма Урбана, изданная в России в начале XXI века. Мы еще будем обращаться к ней как к хорошему примеру непрофессионализма. Работа сочетает самодовольство и невероятную наивность, что стало характерно для многих историков Запада, изучающих прошлое Восточной Европы, особенно после проигрыша Россией холодной войны. Исследования российских ученых Урбан не замечает, советских – объявляет «политизированными», а сам под видом объективности продвигает идею о справедливости войны тевтонов в Прибалтике.
Действительность, как всегда, сложнее и жестче.
Миндовг стремился вырваться из жесткой изоляции. Немцев и западных русских он обманул, но жить без друзей не может ни человек, ни этнос. Литовский князь нашел друзей на берегах озера Ильмень. Это была новгородская община. Разочаровавшись в союзе с Галицко-Волынской федерацией, Миндовг заключил союз с Великим Новгородом.
Новгородской общиной правил тогда князь Дмитрий – сын Александра Невского, будущий друг Довмонта. И Невский, и вся его семья были последовательными врагами Запада, поэтому предложение литовца о дружбе встретили благосклонно. Одновременно Миндовг выступил против мазовецких князей – союзников тевтонов. На всём пространстве Балтии вновь заполыхала война. Это произошло в 1262 году.
Литвин первым делом напал на Земовита Мазовецкого. У Миндовга были с ним особые счеты. В начале 1250-х годов Земовит грабил ятвягов и участвовал в предприятиях Даниила Галицкого на литовском направлении. Миндовг представил себя покровителем ятвягов и врагом католиков.
Основу литовских войск, выступивших в поход, составляла кавалерия, которая действовала по принципу «война кормит войну», то есть сражалась налегке, без обозов, и жила за счет грабежа. Это позволяло достигнуть высокой мобильности. В войске Миндовга имелись русские. Специально отмечен в Галицко-Волынской летописи боярин Остафий Константинович, «окаянный и беззаконный; он же когда-то сбежал из Рязани». Следовательно, перед нами – непримиримый борец с монголами. Остафия не интересует Александр Невский, который к тому времени договорился с татарским ханом. Ему претит Даниил, который ведет переговоры с католиками и лижет сапоги ордынцам. Ему нужно драться за свободу Руси… и в результате он становится слугой Миндовга.
Рязанский беглец был, конечно, не один. На стороне литвы сражались полочане, минчане, к Миндовгу «тянули» многие простолюдины, а Туров и Пинск переходили из рук в руки – от литвы к западнорусским князьям. В прибалтийских лесах рождалось сопротивление монголам, и каждый русский, служивший литве, виделся себе героем. Был ли этот героизм полезен или напрасен с точки зрения выживания этноса? Не будем спешить с ответом.
Русо-литовцы Миндовга вторглись в Мазовию и разорили город Яздов накануне дня Ивана Купалы. Земовит выехал им навстречу со своей дружиной, но был убит в схватке, а его сын Конрад оказался в плену, где провел два года. Литва похватала людей, разграбила волости и вернулась к себе. Князем Мазовецким стал маленький Болеслав (1262–1275). Его матерью была Переяслава – дочь Даниила Галицкого. Мазовия вышла из игры на несколько лет. Этим воспользовались литовцы.
Кстати, возможно, что в этом походе участвовали Довмонт и его братья либо младшие родичи. Один из них, Тройден, нашел себе жену в Мазовии, как доносит Хроника Быховца. «Тройден женился на дочери князя Мазовецкого и имел от нее сына, названного Рымонтом. И когда сын его Рымонт вырос до определенных лет, отец его Тройден отдал его для обучения русскому языку Льву Мстиславичу, который заложил город, названный по его имени, Львов. И, живя у князя Льва, Рымонт научился русскому языку, и понравилась ему вера христианская, и, крестившись, [он] понял, что эта жизнь ничего не значит, и, оставив мир, постригся в монахи, и дали ему имя Лавр». Опять многое перепутано. Лев из Даниловича сделан Мстиславичем. Лавр наделен частью биографии Войшелка. Но, может быть, их судьбы действительно были в чем-то сходны, что и привело к путанице? Участие Тройдена в набеге на Мазовию вполне вероятно. Он действительно мог взять пленницу – дочь тамошнего князя – и жениться на ней. Появление сына, наделенного популярным именем Рымонт (в честь отца, или авторитетного родича, или даже кого-то из русских князей), тоже не вызывает удивления. Вся эта история могла произойти и попасть с искажениями в летопись. А имя Тройдена стоит запомнить.
Однако вернемся к эпохе Миндовга.