Князь Довмонт. Литва, немцы и русичи в борьбе за Балтику

Должно быть, прошло много времени, пока правда вскрылась. Понятно, Дмитрий Александрович настойчиво требовал выдачи зятя, и лишь тогда тверской князь его отпустил. Впрочем, всё это – домыслы, основанные на недоговоренностях летописей и на допущении, что перечисленные в наших источниках Довмонты – одно лицо. Могут вскрыться новые данные, которые будут противоречить этой реконструкции. Однако автор не очень верит в то, что свершится чудо и появятся новые летописи или сенсационные открытия археологов, способные перевернуть наше представление о той эпохе или о биографиях выдающихся политиков, живших тогда. Нужно работать с теми источниками, которые уже есть на руках, но обходиться с ними тактично. И главное – чувствовать эпоху. Это убережет от ошибок и поможет разобраться во многих проблемах, которые кажутся сегодня неразрешимыми. А говоря о биографии любого средневекового политика, нам не обойтись без гипотез, допущений и реконструкций. Другой вопрос, что следует всегда информировать читателя, где перед нами твердо установленный факт, а где – цепочка предположений. В этом и состоит добросовестность историка.

2. Девяносто третий год

Довмонт мог вернуться к Дмитрию Александровичу между 1287 и 1289 годами, вряд ли позже. Учтем, что ранение князя было тяжелым, и ему требовалось еще немного времени, чтобы пойти на поправку. Примерно в 1290 году Дмитрий Александрович вновь направил зятя во Псков. Местная община приняла своего героя с восторгом. Очевидно, здесь царил культ Довмонта, и сложился он гораздо раньше, чем князь был канонизирован. Псковичи полагали, что Довмонт – лучший защитник от немцев. Кроме того, горожанам льстило, что у них есть свой князь, отдельный от Новгорода. Это давало Пскову известную степень автономии. Со своей стороны, осторожный Довмонт прекрасно ладил с псковичами. Князь и общинники словно нашли друг друга. Его последнее сидение в городе продолжалось девять или десять лет.

А в Литве примерно в это время умер Будикид и ему наследовал брат – Будивид (1290 (?) – 1295 (?).

* * *

Правление Довмонта во Пскове началось спокойно. Несколько лет князь занимался устройством дел и строительством укреплений, потому что намерения немцев не вызывали у него иллюзий. Довмонт жил в реальном мире, мире жестокости, коварства, борьбы за ресурсы, а не питался сентенциями из книги Вильяма Урбана, превозносившего подвиги крестоносцев.

Возможно, именно теперь князь Тимофей воздвиг знаменитую южную стену Пскова. Об интенсивных фортификационных работах в городе упоминает даже Хроника Быховца, настолько эти предприятия поразили воображение современников в отдаленных княжествах. «И с того его правления есть и будет, пока Псков стоит, вечная память о стенах, поставленных упомянутым князем Довмонтом, которые Москва и ныне зовет Довмонтова стена; кого хочешь спроси о том у московитов, особенно у псковичей, либо у тех сведущих людей, которые бывали во Пскове», – говорит автор Хроники Быховца. Он относит строительство к начальному периоду правления Довмонта, но, возможно, ошибается, как часто с ним бывает.

Казалось, жизнь налаживается, а восточные и северные окраины Русской земли обретают покой и безопасность. Но проблемы дробления власти, о которых мы говорили, никуда не делись. И вот наступил роковой для Руси 1293 год. Новгородский летописец пишет в статье под этим годом: «Того же лѣта би чоломъ Андрѣи князь цесареви съ иными князи на Дмитриа князя с жалобами, и отпусти цесарь брата своего Дуденя съ множеством рати на Дмитриа. О, много бяше пакости крестияномъ безвинныя городы поимаша: Володимерь, Москву, Дмитровъ, Волокъ и иныи грады, положиша всю землю пусту; а Дмитрии во Пьсковъ вбѣжа. Новгородци же Сменомъ Климовичемъ дары послаша цесарю Дюденю на Волокъ: “воспяти рать с Волока”; а по Андрѣя послаша с поклономъ. Андрѣи князь рать въспяти, а самъ поиха в Новъгород и сѣде на столѣ, в недѣлю сыропустную».

Для специалистов этот текст – трюизм, он всем известен и не требует анализа. Но широкому читателю сентенции новгородского летописца непонятны. Следует объясниться, и мы это сделаем.

Вообще, самодовольное пренебрежение ученых-историков (или людей, считающих себя таковыми) читательскими вкусами очень вредно. Оно приводит к тому, что разрыв между массовой аудиторией и носителями «высшего знания» расширяется с каждым годом, грозя превратиться в пропасть. Разрушен мир всеобщей сопричастности к знаниям, к которому пытались приобщить широкие массы в СССР. Культивируются новые касты – касты обладателей денег и прислуживающих им пропагандистов, историков, надсмотрщиков. И если прежнюю систему, сложившуюся в Советском Союзе, можно и нужно критиковать с дружеских позиций, как критикуют любую несовершенную систему, которая по закону отрицания отрицания должна совершенствоваться, то нынешняя модель не вызывает ничего, кроме неприятия и отвращения.