Князь Двинский

– А что за… – Телятевский подал знак кому-то за своей спиной. Тут же в кабинет бочком протиснулся дюжий ратник с большим мешком в руках, для чего-то бережно подстелил на пол ряднинку, а потом… а потом стал аккуратно выкладывать из мешка на нее человеческие головы. Бритые, широкоскулые, с азиатскими чертами лица – общим числом десять штук. Одну из них, с рваным шрамом на щеке, я опознал, видел ее еще прикреплённой к шее одного из ближников Муххамеда-Эмина. Правда, отчего-то, на всех головах просматривались разные увечья, словно их оттяпали после боя, а не рукой палача. Очень интересно… Не давались в руки?

Боярин невозмутимо продолжил:

– А что за обидчиков твоих, оные уже покараны волей государя – все челядники оного Мухаммеда, ибо истинные виновники смуты. Такоже, государь вся Руси, требует наказать участников с твоей стороны, но по-твоему же разумению.

«Эвона с каких козырей зашли… – подивился я про себя. – Видишь, как завернули. Мол, тем головы с плеч, а ты просто поругай своих, но том и сладится дело.

Но удивление не высказал и сухо заметил:

– Все сие похвально, однако не хватает еще двух голов. Сами знаете чьих.

Бояре вытаращили на меня глаза. Чувствовалось, что они сильно удивлены такой наглости. Один Старица никакого удивления не высказывал. Как стоял с каменной мордой, так и продолжал стоять. Разве что кивнул слегка, словно сам себе что-то подтверждая.

Я еще помедлил слегка, а потом перешел на русский язык и презрительным тоном процедил.

– Вы что думаете, я свою честь защищал? Не-ет, не свою, государя в первую очередь. Не меня оные татарове оскорбили, а государя своими предерзкими делами. Где это видано, чтобы шавка подзаборная на хозяина, да его гостей лаяла? Ее дело сапоги хозяйские лизать, смиренно костей с хозяйского стола поджидая. Что той Казани, а что Руси?

– Не так все просто, князь… – сурово и немного пристыженно буркнул Щеня-Патрикеев. – Тебе пока не понять. Не скоро запрягается, но быстро… Да что там… Вот скажи, знаем, ты при дворах многих государей бывал. Там тоже головы рубил с плеча?

– При самих дворах не доводилось… – честно ответил я. – А вот за забором, бывало частенько. Но так явно, в присутствие помазанников божьих, никто и никогда, не смел меня оскорблять.

– Дык никто противного и не молвит… – встрял Оболенский. – Была обида, государь сам все видел и дерзностников наказал. Но и ты не прав, поспешил ведь. Опередил государя. Скажешь нет?

– Не скажу… – признал я.

Бояре стали обрадованно переглядываться.

– Там это, Муххамедка прислал виниться и отдариваться за себя, своего советника ближайшего Ису… – как бы невзначай бросил Ховрин. – Ждет за забором оный.

– Отдариваться прислал? – переспросил я. А потом обернулся к фон Штирлицу и приказал:

– Взять того посыльного, да в гузно ему те дары запихать! А потом гнать поганой метлой! Исполнять…

Исполнительный шваб поклонился и педантично переспросил:

– Все до единого, дары запихивать? Я там видел коней привели. А как с ними?

Фен машинально перевел весь наш разговор русам.

Бояре опешили и дружно загомонили.

– Э-э-э… зачем в гузно…

– Не спеши, княже…

– Да что ж ты творишь…

– Дык принято у нас так, виновному отдариваться. А ты евоному ближнему родичу руку отсек…

– Етить, бля…

– Хер с ним, с Исой тем. Там это… – неожиданно вступил в разговор Старица. – Государь от такой смуты слег. От переживаний.

– Как слег?

– Так… Лежит, не ест и не пьет со вчерашнего. Едва разговаривает. Исповедоваться уже собрался, за Валерианом послали…

Бояре мрачно закивали.

Тут настал мой черед опешить. Твою мать! Куда Ивану Васильевичу помирать, нужен еще Руси такой государь. Рано Ивану Молодому править. Пусть наберется опыта поболе. Ну да, все сходится. То-то он последние дни нездорово выглядел.

И в сердцах рявкнул:

– Да что вы молчали ироды! Где тот окаянный Август? Живо ко мне его. Ко двору поедем. Хер с вами, повинюсь, тока пусть пропустят…

Бояре поупирались, мол, надо сначала государя уведомить, а потом сдались.

Через час, я уже был в палатах у великого князя. А по пути узнал еще одну новость. Оказалось, челядников Мухаммеда порешили самосудом, сразу после того, как я ушел. Те самые люди, что были на пиру. Попросту забили, чем под руку попало. Самого Эмина и его брата, едва рынды успели увести. И от такого самоуправства Иван еще больше разъярился. Н-да… дурной пример заразителен. Но все-равно ладно получилось. Теперь неповадно будет даже лишнее слово молвить.

Иван лежал на кровати в маленькой темной каморке. Щеки у князя запали, весь бледный, черты заострились – в общем, выглядел краше в гроб кладут.

Увидев меня, зло отвернулся и пробормотал.

– Чего пришел? Уходи!

– Государь… – я повинно опустил голову. – Чего уж тут… Виноват, исправлюсь. Дозволь лекарь тебя посмотрит…

– Со свету меня сживете… – делая вид, что не слышит, продолжил бухтеть Иван Васильевич. – Ироды, супостаты! Кожный норовит… Это же надо было такую подлость сотворить… Ишь, гонор показывает. Что бы сказал королус Наваринский, ежели бы ты такое при нем отчебучил?

– Государь…