Князь Двинский

На выяснение подробностей ушло совсем немного времени. Многого Лука просто не знал, но того, что он сообщил, для начала должно было хватить. А дальше… дальше как получится… Бежать я решил твердо. Хотя бы попытаться это сделать, потому что выбора у меня другого нет. Висеть на стене поживой для ворон как-то не улыбается. Не факт, что так и случится, Юсуф мог просто меня пугать, но я никогда не ждал от судьбы милостей и не собираюсь.

Выпытав все что смог, я принялся осторожно разминаться, а калека уполз к себе угол.

Сердце колотилось как бешенное, голова продолжала раскалываться, но боль в мышцах стала не такая острая. Подвижность постепенно восстанавливалась. До полной кондиции, конечно, я не дойду, но и этого должно хватить на первое время.

– А я знал… знал… – Лука снова заговорил.

– Что знал? – я в последний раз присел и привалился к стене. После чего оторвал лоскут ткани от подштанников и принялся наматывать на тупой конец щепки.

– Бабка одна напророчила… – спокойно ответил калека. – Сука, старая… Грит, примешь ты смертушку от своего, да рад ей будешь, как лучшему гостинцу…

– А ты что?

– Дык, посек старую, дабы чушь не молола. А внучку евоную, на потеху братве отдал… – Лука хмыкнул, помолчал, а потом добавил. – Ушкуйничал я, всякое непотребство творил. Много греха на душу взял. Думал бога за бороду держу, а оно вишь как обернулось… Но ни о чем не жалею, слышишь сотник, ни о чем. Славно пожил.

– А как к татарам в плен попал?

– Дык… – Лука в очередной раз сплюнул. – Один татарский купец великую награду за меня учинил, за то, что… неважно за что… Так мои меня же и выдали ему, козлы повапленные. Грят, мол, за то, что укрывал от них добро с добычи…

– А ты укрывал?

– Бывало… – невозмутимо ответил калека. – Судить меня будешь?

– Бог тебе судья.

– А ты о чем-нить жалеешь, сотник?

– Нет. Всякое случалось, но бабок я не сек. И добычу не крысил.

– Да пошел ты… – зло буркнул Лука. – Ни о чем не жалею, понял?

– Мне все одно. Лучше скажи, много русских рабов в Казани?

– Хватает… – уже спокойней ответил калека. – Тех что постоянно, ну, которые при местных в услужении, около трех с половиной сотен, а может и все четыре. Многие не задерживаются, их дале, к ногайцам переправляют. Здесь рынок есть, на нем и торгуют.

– А как городские к русским рабам относятся?

– Всяко разно… – тяжело вздохнул Лука. – Кто и за людей даже держит, но таких на пальцах перечесть можно. Большей частью за скотину почитают. Девкам али бабам лучшее, у них судьбинушка одна. Мальцам хужее, особенно тем, кто пригожий. Местные на сие падкие, не простые, а те что побогаче, особенно из дворца ханова, ну сам понимаешь. А часто вообще оскопляют… С мужиками разговор короткий, чуть что… Короче, на Осипа глянь…

– Веру принуждают сменить?

– Кого как… – усмехнулся Лука. – Мне предлагали.

– И что?

– Дык, сменил… – спокойно ответил калека. – Повысили, стал надсмотрщиком. Тока не особо помогло. Поймали на том, что купца одного обокрал и взад определили. Осуждаешь?

– Я тебе уже говорил, мне все одно. Не передо мной отвечать будешь.

– Может зачтется мне там за тебя? – просительно, с жалобой в голосе, поинтересовался Лука.

– Обязательно зачтется, – уверенно пообещал я, хотя был в этом совсем не уверен.

– Пусть так… – прошептал калека. – Ну вот, прям легшее стало, когда душу облегчил. Ну что, сотник, готов? Совсем скоро смена придет, я нутром время чувствую.

– Готов.

– Значитца так… – горячо зашептал Лука. – Как подойдет, я его поносить всяко стану, чтобы на меня отвлекся, а дальше дело за тобой. Пробуй сделать по-тихому, можыть Али еще не заснул, чтобы, значитца, его не всполошить. Ибрагимка в кольчуге ходит, на башке шапка мисюрчатая, но шея и морда спереди открытые. И при сабле. Вот и смекай. И да, Осипа ежели на пути встретишь – руби. Заорет, выдаст, сука…

Время потянулось, как резина, но ждать долго не пришлось. Где-то далеко в коридоре залязгали засовы, после чего до нас донесся оживленный разговор на татарском языке.

– Пришли, – шепнул Лука. – Радуются, грят вроде бы на подходе ногайцы с сильным войском. Сейчас сменятся, и Ибрагимка примется за свое. Готов?

– Говорил тебе уже. Переползи к той стене… да, к той. Там сиди…

– Как скажешь, сотник…

Лука оказался прав, очень скоро по темнице пронеслись вопли боли. Ибрагим оказался верен своей привычке и приступил к методичной экзекуции, переходя от камеры к камере.

Крики приближались, я сел на корточки у стены напротив Луки, деревянную щепку зажал между задней поверхностью бедра и икрой. Никакого волнения не было, наоборот, меня всего переполняла холодная решимость и уверенность. В то, что все получится – свято верил. Ибо без веры на такое дело идти нельзя.

Наконец заскрипела дверь в нашей решетке. Ибрагим оказался низеньким, но крепким коротышкой, с каким-то крысиным, острым личиком. Но, вопреки обещаниям Луки, был без доспеха, в одном халате. К счастью, при сабле, а за его кушаком торчал длинный кривой кинжал, с изогнутой рукояткой.

Переступив порог, он злорадно ощерился и поигрывая плетью, первым делом шагнул ко мне.