Князь Голицын

— А почему? — удивленно захлопала длинными ресницами Александра Георгиевна, — Он ведь наш родственник. Мы бы могли его сюда пригласить. Вы же сами говорили, что ему общаться с нами нужно. И тогда я и братья сможем с ним познакомиться. Да и не забывайте он христианский благословенный, вон даже у католиков такого нет.

— Сложно все, — с какой-то натугой выдавил из себя отец Иоанникий и передернул плечом, — Он хоть и ваш ровесник, и ему двенадцать лет, но разум у него взрослый через благословение. Никто не знает пределов его силы, а Петр Алексеевич молчит. И говорить судя по всему не собирается, показывает только то, что считает необходимым. Никто не знает как он поведет себя вне имения.

— Но зачем тогда имение его изолировать? — Удивилась принцесса, — В имении его никто не трогает. Он там спокоен должен быть.

— Понимаете Ваше высочество, он роль играет, — продолжил митрополит, — Вот Вы, Ваше Величество, — обратился он к Императору, — Не запрещаете наследникам решать вопросы по взрослому, только поощрительно поддакиваете и улыбаетесь, — и уже обращаясь к принцессе продолжил, — Так и тут Петру Алексеевичу дозволено свою роль играть, так как вреда это не принесет. А он учится через эту роль. Не горит он желанием использовать свои силы, с осторожностью и опаской к ним относится. Но использовать их обещал не задумываясь, коль придется. А значит будет использовать. Он казакам пообещал в Калуге порядок навести по своему, коль бунт будет. Подумайте что может произойти коль он свою силу применит? Казаки после этого готовы были всю Калужскую губернию выпороть. Калужское управление во главе с Николаем Эрнестовичем Мантейфелем еле их утихомирили. И ведь чем обосновал свое обещание? Тем что за любые беспорядки с него спрос будет, так как он в Калужской губернии проживает. По большей части Петр Алексеевич надеется, что его слова до всех доведены будут, — неопределенно взмахнул рукой митрополит, — и скажем неблагонадежные прятаться от него будут. А ему тогда и силу свою применять не придется.

— Что-то запутали Вы нас, отец Иоанникий, — непонимающе и даже капризно сказала принцесса, — Вот все говорят, что свечение было когда он из ваших рук крест принимал после клятвы. Это разве роль была? Он что играл тогда при всем народе?

— Нет, Ваше высочество, не играл. Это благословение было, — перекрестился Митрополит.

— А в церкви когда у него крылья появились, что тогда было? — продолжила допрос Александра Георгиевна, — И если у него крылья, он значит и летать может?

— Нет, Ваше высочество не может он летать, — покачал головой митрополит, — Во всяком случае сейчас. И с крыльями, думаю, был спектакль, который ему было дозволено сыграть. А что бы летать, этому учиться надо. Но Петр Алексеевич свою силу скрывает, потому и не может учиться. При всех свою силу использовать. По этому и полетам не учится. Он ведь как птенец совсем, пусть и с силами неведомыми. А нам, к сожалению, он не доверяет. У него знания есть, нам не доступные. Видимо о будущем. И он пытается усиленно готовиться к этому будущему, нам же открывает свои знания, только в той мере, в какой считает нужным. А нам не понятно, что нужно для нас.

— Отец Иоанникий, что с вами? — наконец не выдержал Победоносцев, — На вас лица нет.

Митрополит положил на стол листы сжимаемые рукой и стал разглаживать.

— Янковский Евгений Осипович срочную телеграмму прислал, — и помолчав, продолжил, — В телеграмме только общий перечень, все срочное в отчетах, в посылку вложенных. Евгений Осипович не решился телеграмме то, что в отчетах доверить. Да и судя по телеграмме паника у них в Москве и Калуге. Петр Алексеевич не сдержался.

— Подождите. Что значит не сдержался? — Спросил Павел Александрович.