– Тысячу раз так, Веланд, сын Готфрида!
– А сейчас молодежь не желает трудиться. За моря в разбой ударилась!
– Точно, точно, за легкой добычей погналась!
– У меня двое сыновей было. Где они теперь?
– Да, где они?
– Уплыли в какую-то Англию, и следы их потерялись. Были они моими верными помощниками в труде, были моей надеждой под старость. Но вот сгинули в погоне за наживой, и остался я один-одинешенек с малышней. И приходится брать в море дочь. А ведь нужны мужские руки!
– Хорошая у тебя дочь, Веланд, сын Готфрида. Гордиться следует!
– Дочка как птичка. Сегодня – есть, а завтра она улетела! Нет, плохая нынче молодежь, плохая!
– Да, Веланд, сын Готфрида, никудышная пошла молодежь!
В это время один из пирующих поднял свой бокал высоко над собой и крикнул:
– Эй, раб, живо мне вина!
Гостомысл поспешил выполнить приказ.
В другом месте рыбак средних лет говорил двум мужчинам, внимательно и напряженно слушавшим его:
– Земли у нас не прибавляется, все те же скудные участки среди гор, скал и фиордов. А население поселка растет и растет! В каждой семье по пять-десять ребятишек. Чем их прокормить? На море надежда плохая. Изменится течение, подуют неблагоприятные ветры – и уходит рыба от берегов, с пустыми сетями возвращаемся. Охотой тоже не прокормишься. В лесах дичь давно повыбили...
– Да, ты прав, Слати, сын Агни. У моего соседа, Тости, сына Ари, родилась седьмая дочь. И что же сделал отец? Он не принял ее, дитя выбросили из дома, и она умерла.
– А как поступил Берси, сын Токи? Он тоже умертвил своего шестого ребенка.
– И Крок, сын Одда, так же поступил... [4]
Гостомысла позвали на край стола, там здоровенный рыбак с окладистой бородой стучал кулаком по столу и говорил возмущенно:
– Вернулся недавно из горного селения, там мой дальний родственник проживает. И знаете что узнал? Нашу рыбу перекупщики продают по цене, что в шесть-семь раз превышает ту, по которой у нас покупают! Это же грабеж средь бела дня!
– Но ведь и перекупщикам навар должен оставаться, – пытался возразить сосед.
– Но не такой же! Мы жилы рвем в море, а они, как пауки, присосались к нам и живут припеваючи!
В это время вбежал парень, крикнул всполошенно:
– Лошадиный бой начинается!
Все повыскакивали из-за столов и кинулись к выходу. Гостомыслу нельзя было покидать дом, он стал издали наблюдать за тем, что происходило на лугу. Сначала вывели пару жеребцов. Кони были молодые, злые, они лягались и вставали на дыбы, двое мужчин с трудом удерживали их на длинных вожжах. Рядом с ними находились стреноженные кобылы, которые своим присутствием должны были возбуждать жеребцов. Поводыри палками подгоняли коней. Наконец те сблизились и, оскалившись, кинулись друг на друга, стремясь укусить или ударить соперника ногами. Они сходились и расходились несколько раз под восторженные крики зрителей, кольцом окруживших место лошадиной схватки. Конь одного из владельцев стал отступать; тогда человек начал бить палкой по морде чужого. Толпа заволновалась, заорала, заулюлюкала в знак протеста. Хозяин незаслуженно избитого коня не выдержал и кинулся на нарушителя правил соревнований, ударил его несколько раз по лицу. Завязалась драка между людьми. Публика визжала от восторга. Примерно так же протекала cхватка и другой пары жеребцов, только на этот раз до драки людей дело не дошло.
Потом объявили состязание на воде. Гостомысл думал, что начнется заплыв пловцов, как это было в Новгороде, но увидел совершенно неожиданное зрелище. В воду по очереди входило двое парней. Здесь они схватывались в борьбе, стараясь затащить друг друга под воду и держать как можно дольше, чтобы противник терял дыхание и приходил в совершенное бессилие; один из победителей вытащил своего соперника почти бездыханного, и несколько человек по очереди откачивали его, пока не привели в чувство. «Так и погубить можно человека, – думал Гостомысл. – К чему такая жестокость в играх?»
Потом началась борьба. И тут Гостомыслу пришлось увидеть такое, что привело его в сильное недоумение. Никаких правил участники не соблюдали, а сражались, кто как сумеет, и били друг друга чем попало. Многие получили синяки и увечья, а трое были в крови.
Наконец началась игра в мяч. Соревнующиеся толкали друг друга, били по ногам, сходились врукопашную, а потом на поле началось настоящее сражение, что вызвало радость и ликование зрителей.
«Вот откуда такая жестокость у норманнов, – думал Гостомысл, понаблюдав за играми. – Молодежь с детства воспитывается быть жестокой и беспощадной даже к своим сверстникам и соплеменникам. А что можно ждать в чужой для них стране?»
Этими мыслями он поделился с Гримом, жителем далекой Фризии. В рабстве тот был уже третий год, многое повидал, немало наслушался. И он сказал так: