Князь грязи

Мама считала, что единственное счастье для женщины, это — муж, по прочности и надежности напоминающий пресловутую «каменную стену», и — пара упитанных розовощеких малюток. И — не работать! Заниматься воспитанием детей… Как будто это — самое интересное в жизни… Мама настояла, чтобы я получила высшее образование, потому что «так принято в хороших интеллигентных семьях — таких, как наша семья», но мама не хотела, чтобы я работала. Потому что сама она никогда не получала удовольствия от работы, она работала даже не для заработка ( отец всегда хорошо зарабатывал ), но для сохранения репутации умной, активной интеллигентной женщины потому что «так было принято» в те времена, а теперь — это далеко не так уж обязательно, и даже напротив…

Она мечтала, чтобы я хорошо вышла замуж.

И ей нравился Андрей… Наверное, потому что она его не знала, не желала знать, не видела его сущности, не желала видеть, ведь она была уверена, что любая женщина сможет изменить и подчинить себе любого мужчину, если захочет как следует, изменить, действуя вкрадчиво, лаской и бесконечными похвалами, как «капля камень точит». Если захотеть как следует — можно всего добиться. Мама не понимала, почему же я не хочу!

Ведь мы с Андреем — такая великолепная пара! Так хорошо смотримся вместе! Все знакомые завидуют… Все женщины бросают на него искоса исполненные томного вожделения взгляды… Андрей — высокий, статный, широкоплечий, с упругими мускулами — почему, интересно, все женщины, даже моя мама, так помешаны на мускулах? Ведь в наше время физическая сила — далеко не главное… Андрей — еще молодой, но уже достаточно зрелый мужчина, был женат, но, к счастью, не разведенец, а вдовец, очень обеспечен и очень перспективен. Что я еще могла желать? Чего еще я вообще желать осмеливалась?!! Я вышла за него замуж и у меня сразу появилась роскошная квартира, бриллианты, вечерние платья, соболья шуба и своя машина, которую я, правда, боялась водить, а потому ездила в метро, а в метро я боялась надевать соболью шубу и бриллианты, а потому — в них я появлялась только в гостях. У мамы.

И — у омерзительных, тошнотворных, тупоголовых друзей Андрея, чьи жены, так же одетые в шубы и украшенные бриллиантами, едва ли закончили среднюю школу, не могли связать двух слов, громко чавкали за столом, но при этом смотрели на окружающий мир с неизменной брезгливостью, считая, что именно брезгливость во взгляде и кисло скривленный, густо напомаженный рот являются несомненными признаками принадлежности к высшему свету. И с этими женщинами я должна была общаться!

Да, вот еще: за год семейной жизни я дважды побывала на Канарах! И там — те же друзья и те же жены, и — не было даже отдушины в виде московских моих друзей, в чьих нищих квартирках я находила иногда прибежище и отдохновение… А мама не желала понять, от чего я бегу и почему я столь эгоистична, что думаю только о своем душевном благополучии и не забочусь о физическом благополучии будущего ребенка. «Ребенку нужны витамины. У ребенка должен быть апельсин. Причем каждый день. Ты сможешь заработать ребенку на апельсин? Сомневаюсь! А потому, твоя работа — удачно выйти замуж! И сделать так, чтобы муж тебя любил!»

И я вышла замуж за Андрея.

Ему было тридцать три года, мне — двадцать шесть.

Мы были знакомы полтора года. Кажется, он был в меня влюблен… А мне он казался самым подходящим изо всех претендентов. Во-первых, он нравился моей маме! А во-вторых, трагедия, произошедшая с его первой женой и ребенком, окружала его личность неким романтическим ореолом. А я отношусь к тем женщинам, которые, подобно шекспировской Дездемоне, могут «за муки полюбить»!

…И как же ликовала моя мама, когда я все-таки это сделала: удачно вышла замуж, вышла замуж за Андрея! Ей все время хотелось, чтобы я доказала всему миру, а прежде всего — ее знакомым, что я — «не хуже других». И — все никак не получалось… Дочери ее знакомых с первого раза поступали в МГУ и ИнЯз. Я же — со второго в задрипанный педагогический.