Князь Ярослав и его сыновья (Александр Невский)

Новость о военных действиях ливонцев не была для Невского неожиданной. Он предполагал, что так и должно быть, что разгром шведов не остановит крестоносцев, битва на Неве скорее походила на стратегическое прощупывание, нежели на серьёзный фланговый удар. Новостью оказался сам план очередной войны: захват северных укреплённых городов с последующим ударом по центру. Это у ливонцев получилось, с помощью изменника Твердилы Иванковича им удалось без штурма захватить Псков, но вместо того чтобы развивать наступление в центре, крестоносцы вдруг затоптались, явно чего-то выжидая. Чего они могли ожидать? Скорее всего, ещё одной шведской вылазки: либо через финнов, либо через южное побережье Балтики. А если это так, если он верно рассчитывает стратегический план ливонцев, то следует прежде всего лишить их надежды на шведскую военную помощь…

Александр размышлял об этом, надевая с помощью Савки полный воинский наряд. Обида, которую просил забыть отец, все ещё занозой сидела в его душе, все ещё тревожила и раздражала, но сейчас о ней следовало забыть. Сейчас все мысли должны быть сосредоточены на главном: отобрать у ливонцев захваченные русские земли, отбросить подальше от Новгорода и Пскова, а там… Там Андрей приведёт отборную отцовскую дружину, о которой до времени никому знать не следует. До времени решающего сражения с основными силами ордена.

Вошёл Чогдар:

— Послы во дворе, Александр Ярославич.

— Вынимай их из саней немедля. Шуб не давай снимать, пусть им жарко станет. Ярун, останься. Савка, вели в трапезной накрывать, только чтоб без шума. Если добром порешим, добром и попируем.

— Неужто сможешь не подобру решить? — неодобрительно спросил Ярун, когда Чогдар и Савка вышли.

— Я им покажу, кто здесь князь, — проворчал Невский. — И пусть хорошенько запомнят. И ты мне в этом не мешай, дядька Ярун.

Первым в жарко натопленную малую палату вошёл владыка Спиридон, двумя руками неся перед собой нагрудный крест. Следом, теснясь, ввалилось боярство в тяжёлых неуклюжих шубах. Закланялись, касаясь пальцами пола, вразнобой приветствовали хозяина и его советников. Александр молча принял благословение владыки, молча смотрел на посольство, хмуро, по-отцовски сведя брови.

— Прости Новгороду вечевую брань, Александр Ярославич, — со вздохом начал Спиридон. — Гордыня твоей Невской победы власть над людскими душами взяла. Возомнили о себе людишки мелкие, а народ новгородский ответ сейчас держит.

— Прости, Ярославич! — выкрикнул Миша.

— Прости, князь. — Домаш согнулся в поклоне и продолжил, не разгибаясь: — Ты один Господин Великий Новгород спасти можешь.

Александр шагнул, поднял Домаша с поясного поклона:

— Ты тевтонским мечам не кланялся, Домаш.

— А я ни перед кем колен не преклонял! — крикнул Миша, со стуком падая на колени. — Но пред тобою, Ярославич, за землю Новгородскую…

— За землю Русскую встань, Миша, — строго сказал Александр, и Миша сразу поднялся. — И если все встанем за Русь Святую…

— Встанем, князь!.. — вразнобой, но весьма воодушевлённо заговорило распаренное жарою и неуступчивостью Невского посольство. — На святом кресте клянёмся…

— Кто сдал Псков? — перекрывая возгласы, спросил Александр. — Кто сдал Копорье, Изборск, Тесов? Поимённо — смерть. И им и их пособникам. Условие первое.

— Изменникам — смерть! — подтвердил Домаш.

— Всех новгородских смутьянов — в поруб. Сам их судьбу решу, и ты, владыка Спиридон, мне в этом не перечь. Условие второе.

— Они уже в порубе, — сказал Миша.

— Условие третье. Вечевой колокол должен молчать, пока я войны с орденом не закончу. Его первый удар либо победу нашу возвестит, либо — гибель земли Новгородской.

— Да будет так, — сказал владыка.

— И последнее. Я вернусь в Новгород только как полновластный князь. Ни Совет господ, ни посадник, ни ты, владыка Спиридон, моим повелениям перечить не должны.

На сей раз посольство промолчало. Глядели в пол, вздыхали и даже не переглядывались. Слишком уж тяжким и опасным представлялось последнее условие: издревле приглашаемый в качестве, по сути, наёмного военачальника князь требовал сейчас всей полноты власти.

— Носитесь вы, новгородцы, со своей вольностью, будто девки с девичеством, — с неодобрением сказал Ярун. — А свобода не вольности требует, а боли да крови.

Послы продолжали угрюмо молчать.

— Не самолюбие тёшу, — вздохнул, помолчав, Александр. — Спросите Чогдара, почему татары малыми силами всю Русь расклевали.

Чогдар достал из собственного колчана пучок длинных монгольских стрел, протянул Мише:

— Сломай.

Миша глянул на холодно замкнутое лицо Невского, ухмыльнулся, взял пучок двумя руками и попытался резко согнуть. Стиснул зубы, жилы вздулись на лбу, но пучок стрел даже не прогнулся.

— Стрелы у вас крепкие, — смущённо признался он, возвращая пучок Чогдару.

Невский выдернул стрелу, легко, пальцами, переломил её, бросил на пол.

— Я не самовластия ищу, я Русь в пучок собрать должен. А начинать приходится с гордого Господина Великого Новгорода. Так покажите же пример всей Руси, новгородцы, без опаски за вольности свои.