Князь Игорь. Витязи червлёных щитов

— Эх ты, человече! — воскликнул Самуил. — Ведь в Киеве у тебя приятель имеется.

— Кто же это?

— Вот те и на! — Купец даже руками всплеснул. — Неужели не догадываешься? Так значит я не в счёт? Кто же ещё?.. Неужели думаешь, что я забуду, как ты меня спас в Дмитрове?.. Нет, сынок, никуда я тебя не отпущу! Бедовать будем вместе — до конца! Да и одному устремляться в дальний путь опасно — мороз, вьюга, волки, недобрые люди… Да мало ли какая беда может случиться в дороге! Нет-нет, разлучаться нам сейчас не следует. Прибудем в Киев, погостишь у меня до весны, а там — куда хочешь. Ты вольная птаха!.. Да к тому же не в Киев мы сейчас направимся…

— А куда же?

— В Переяславль. Нужно известить переяславцев, что Кончак повернул назад.

— Ну, если так…

— А как же иначе, хлопец? — и довольный купец послал коня вперёд.

До Переяславля добрались на четвёртый день. На улицах и майданах полно вооружённого люда, а также детей, женщин, стариков. Жители ближайших сел искали защиты за валами города. Не слышно беспечных разговоров, не звучит весёлый смех. Даже дети притихли. Идёт Кончак! Ведь у всех на памяти, как шесть лет назад он лютовал на Переяславщине, никого не жалея, особенно детей, которых уничтожал без счета!

Самуила и Ждана ввели в гридницу[16], где вдоль стен сидели бояре и лучшие мужи. Прямо напротив входа, на возвышении — князь Владимир Глебович и княгиня Забава, дочь черниговского князя Ярослава.

Вошедших подвели к ним.

Князю Владимиру лет двадцать семь — двадцать восемь. Лоб высокий, открытый. Длинные русые волосы зачёсаны назад, пышно спадают на плечи. Между аккуратно подстриженными усами и небольшой бородкой краснеют по-юношески свежие губы. Одежда на нём — бархатная, чёрная, а сапоги — жёлтые, из блестящей, хорошо выделанной кожи. На боку, на широком, украшенном серебряными бляшками поясе, короткий меч.

Княгиня Забава — князю под стать, краса ненаглядная, но чернявая — в её жилах, как и у всех Ольговичей, северских князей, давала себя знать примесь половецкой крови. И её восточная диковатая краса казалась более яркой рядом со спокойной славянской красотой князя.

Владимир Глебович указал на свободное место возле себя.

— Вы устали — садитесь здесь… Я узнал тебя, Самуил, хотя ты и сильно изменился с тех пор, как приезжал в последний раз в Переяславль… Сторожа сказала, что вы прибыли из Дмитрова. Это правда?

Самуил и Ждан сели. Купец вежливо склонил голову.

— Так, княже, несколько дней назад мы были в Дмитрове.

— Но там ведь половцы!

— Там Кончак с ханом Туглием… И мы видели Кончака, как вот тебя, княже. И даже обедали за одним столом.

Владимир Глебович удивлённо поднял брови.

— О! За что же такая честь вам выпала?

— Расспрашивал клятый поганин, не видел ли я, едучи из Киева в Северскую землю, князей с войском. Вот я ему и сказал, что видел. Мол, стоят дружины на Альте, ждут подмоги.

— Ты это всё выдумал? Про князей?

— Выдумал.

— Для чего?

— Да просто так… Чтоб напугать!

— Ну и что? Напугал?

— Ещё как!.. Хан Туглий сразу стал упрекать Кончака, что напрасно они увязли под Дмитровом. Да и Кончак поверил — на другой же день снял осаду и отступил за Сулу…[17]

— Не может быть! — воскликнул князь, поражённый таким известием. — Неужто это правда? А не обманывает ли он нас всех? Отступил, чтобы другой дорогой направиться на Переяславль…

— Чего не знаю, того не знаю, княже, — с достоинством ответил Самуил. — Однако думаю, не повернёт он на Переяславль, ибо очень перегружен добычей. Зачем ему идти сюда, когда и так набрал и полону, и скотины, и коней, и всякого добра?

Бояре зашумели. Прозвучали возгласы:

— Да, да, это похоже на правду! Не бросит он добычу!

Владимир Глебович едва заметно кивнул головой.

— Что ж, будем считать, на сей раз лихо Переяславль миновало. Но не миновало Переяславской окраины. И я не могу смириться с тем, что Кончак вот уже в который раз разоряет наши города и села, убивает людей, тянет их в полон, грабит наши богатства… Нужно отмстить кровавому хану! Чтобы на собственной шкуре почувствовал нашу беду, чтобы его племя такое же горе испытало, какое причиняет он нашему люду!.. Вот мой наказ — войско не распускать! Я пошлю письма князю

Рюрику, а также Святославу, чтобы дали подмогу и дозволили ударить на ворога! Пока половцы, как обожравшиеся волки будут переваривать добычу, мы соберём силы и нападём на них неожиданно…

Все ли бояре и великие мужи так думают?

— Все! — твёрдо ответил дородный рыжеволосый тысяцкий[18] Шварн.

— Тогда идите готовить войско к походу, а я тут ещё побеседую с нашими гостями из Дмитрова…

Когда бояре вышли, князь сказал:

— Самуил, ты не раз доставлял в мой город и на всю землю нашу соль, днепровский янтарь, украшения из серебра и злата, сукно, парчу и хиновский[19] шёлк. Рискуя жизнью ты обдурил Кончака и вытурил его из Переяславской земли…

А теперь послужи мне ещё раз, Самуил!

— Говори, княже. Я со своим молодым другом Ждан ом готов служить тебе верой и правдой. Что мы должны сделать?