— Так отдай его сына Владимира!
— Ты что, Кза — сдурел? Или забыл, что сын Игоря — это мой будущий зять? Он обручён с моей дочкой!
— Тогда разреши взять Всеволода!
— Это всё равно, что отдать самого Игоря! Разве не знаешь, как Игорь любит младшего брата?
— Отдай Святослава! И не перечь мне! Его отец, князь Олег, был моим лютым врагом! Он перебил мой род! Он чуть было не взял в полон мою семью! Смерть моего сына требует отмщения, требует вражьей крови!
Они ещё долго бы спорили, ибо Кза упорно добивался своего, а Кончак не менее настойчиво возражал ему. Но вдруг в стойбище поднялся крик, послышался топот конских копыт.
— Что случилось? — встревожился Кончак.
Они вышли из юрты. Сюда с отчаянным криком мчались на конях несколько молодых джигитов.
— Хан, великий хан! Князь Игорь убежал!
— Да вы случаем не пьяны? Как это убежал? Когда?
— Должно быть ещё вечером, постель не смята и холодная…
Кончак изменился в лице.
— Проклятье!
Кза злорадно улыбнулся.
— Вот видишь! А ты ему верил! Поручился за него! Теперь, если поймаем, ты отдашь его мне!
— По коням! — крикнул Кончак. — Мы его догоним!
В погоню помчались оба хана — и Кончак, и Кза — со своими людьми. След взяли сразу — на берегу, где была смята трава, остались отпечатки ног на песке, а на том берегу нашли следы коней. По ним и двинулись вдогон беглецам.
— Мы их догоним! — кричал Кза, подскакивая в седле. — Они далеко не могли уйти.
— Я тоже так думаю, — ответил Кончак, поглядывая на солнце. — Они будут у нас в руках ещё до обеда.
Как же удивились ханы, когда заметили, что следы вели не на запад, к Ташлыку и Сальнице, а на север — прямо к Донцу.
— Игорь обхитрил нас! — взревел разозлённый Кза. — Полетел сокол к своему гнезду не степью, а перебрался на другую сторону Донца — в леса! Разве там его найдёшь?
На Донце следы коней Игоря и его спутника вдруг исчезли.
Кза от злобы позеленел.
— Ищите! — набросился он на своих людей. — Не полетели же они птицами над лесом! Должны быть следы. Байток, бери людей — ищи!
С десятком воинов старый Байток мгновенно исчез в лесу. Но вскоре вернулся ни с чем: коней, правда, нашёл — их, дохлых, прибило к берегу, но следов людей нигде не видно.
— Эй-вах! — схватился за голову Кза. — Проклятье! Князь Игорь опять обхитрил нас! Что будем делать?
— Я отправляюсь домой, — ответил Кончак. — Не пристало великому хану вынюхивать следы беглецов. — И повернул коня назад.
Кза ударил камчой по луке седла, в отчаянии поднял над собой руки.
— О, горе мне! Я тоже не имею времени бродить по этим зарослям — меня ждёт мой сын Чугай, чтобы я проводил его в царство теней. Но клянусь памятью предков, я Игоря поймаю! — и обратился к Байтоку: — Тебе поручаю это сделать… Отбери сколько нужно ловких джигитов и догони беглецов, их двое! Найди хоть под землёй, но приведи мне на аркане князя Игоря!
Байток поморщился, но покорно склонил седую голову.
— Я возьму двадцать воинов, хан. У Игоря один путь — на закат солнца. Но не одна туда стежка: и по этому берегу, и по тому, и вдоль самой реки, и поодаль от неё — лесами и полянами. А какую избрал уруский князь — лишь ему ведомо… Нам нужно всюду рыскать, искать… Поэтому я разделю своих людей на несколько отрядов — какой-нибудь да найдёт след Игоря… А я с сыном и внуками поеду вдоль Донца. Почему-то мне кажется, что беглецы будут держаться его берегов…
Хан Кза, соглашаясь, кивнул головой.
Почти полверсты они брели по колено, а кое-где и по пояс в воде. Впереди Овлур, позади — Игорь. Оружие и одежду несли на плечах. А когда у берега стало поглубже, по мокрому толстому стволу подрытого водой дерева, склонившегося в речку, выбрались на берег, оделись и, не мешкая, тронулись по звериной тропинке в дикую лесную чащу.
Там было тепло и сыро. Вокруг стояли густые кустарники, над ними высились вербы и осокори[111]. Через их разлапистые ветви кое-где пробивались тонкие, как копья, лучи лунного света.
Шли молча, осторожно, чтобы и треска сухой ветки под ногами никто не услышал. Иногда останавливались и напряжённо прислушивались… Нет, никого не слыхать. Только где-то вдали заухает сова, зашипит над головой сыч да большая рыбина всплеснёт на воде. И снова тишина.
Тропинку едва видно: петляет в чаще и тем удлиняет путь. Но Овлур ни на шаг не сходит с неё, чтобы не заблудиться в этом ночном дремучем лесу.
Утро встретило их седым туманом и густой холодной росой. Туман — к радости: скрывает от постороннего глаза. Роса — коварна: пройдёшь по ней, и останется после тебя широкий, хорошо заметный след. К тому же от росы беглецы мокрые по самые уши. Одежда — хоть выжимай! Вода с неё так и капает. От холода закоченели, посинели. Лица и руки покрылись гусиной кожей.
Когда солнце поднялось выше, согрелись, обсохли. Зато устали, проголодались — едва шагали.
— Овлур, ты бы рассупонил свою торбу, — не выдержал князь Игорь, — есть хочется, аж душа болит!
Овлур оглянулся. Осторожно, чтобы не оставлять после себя следов, повернул в сторону от тропинки, к зарослям ракитника, растущего вдоль поляны, и юркнул под ветви.
— Сюда! — позвал тихо.