Князь из будущего. Ч. 2

Когда слуга поковылял отдавать нужные распоряжения, императрица встала и аккуратно опустилась на колени перед иконой, опираясь на ручку кресла. Ей уже было тяжело переносить постоянные переезды, ведь она снова ждала ребенка. Частые роды подорвали ее здоровье, но у нее не было выбора. Два ее сына были калеками, а калека не может стать Августом. Толпа на ипподроме не поддержит его. Пасынок Константин уже объявлен соправителем отца, а это значит, что после смерти мужа ее ждет мучительный конец. Сын покойной эпилептички Евдокии ненавидел свою мачеху. Ее не убьют, нет! В Империи Ромеев было не принято убивать членов правящей семьи и высшую знать. Убивали только императоров, и то далеко не всегда. Таков был негласный уговор элит, который старались не нарушать. Ее участь будет намного хуже, чем просто смерть. Остаток ее жизни превратится в непрерывное унижение и боль. Когда Августа думала об этом, ее сердце сжималось в липком страхе. Она никогда и никому не показывала его, но эта мысль постоянно отравляла существование могущественнейшей женщины на Земле. Мартина обратила свой взгляд на икону, а на ее лице была написана тревога и надежда.

— Господь всеблагой, молю тебя! Ты спасаешь меня, вовремя посылая нужные знаки и нужных людей, и за это я озолочу храмы Константинополя. Дай нам победить в этой войне и подари мне здорового, крепкого сына! Моему мужу нужен наследник, а плебсу нужен император, который смирит его буйство железной рукой. Империи нужен защитник, иначе волны варваров поглотят ее. Молю тебя, господи! Пусть это будет сын!

Августа с трудом склонилась к полу, мешал тяжелый живот, а когда она выпрямилась, ей показалось, что тот, кто изображен на иконе, смотрит на нее как-то иначе. В его глазах появилась грустная мудрость и всепрощение. И Мартине, которая сейчас была не императрицей, а просто испуганной женщиной, что нуждалась в помощи, стало гораздо легче. Словно тяжелый камень упал с плеч. ОН слышал ее молитвы, она чувствовала это всем своим истерзанным ночными страхами сердцем.

— Спасибо тебе господи! Спасибо! Спасибо! Ты поможешь мне, я это знаю! — шептала она пересохшими губами, глядя в ЕГО глаза с фанатичной верой. — Ты снова меня услышал!

Глава 35

Июнь 626 года. Новгород.

Короткое неласковое лето пришло, наконец, в новгородские земли. Тяжела доля родовичей, которые должны за этот срок и посеять, и убрать. Слишком уж мало времени! Потому и работать приходится от зари до зари, не разгибая спину, на полях, засеянных житом и просом. Они успеют лишь только, если боги дадут вволю солнышка и не зальют незваным дождем поля, готовые к жатве. Добрый урожай — это жизнь рода. Неурожай — голодные дети, которых плевая простуда может свести в могилу. Хоть и стало сейчас куда сытнее, чем раньше, а все одно, не сравнить суровые тутошние земли с Сицилией и Анатолией. Только и спасает соль, что князь отдает своим по смехотворной цене, да бараны и лошади из аварской добычи, которых разводили теперь в каждой веси. Мелкие были те бараны, чуть больше собаки, да и аварские лошадки не лучше. Одна радость — неприхотливые и выносливые они были просто невероятно.

А пока родовичи трудились в поте лица, владыка Григорий с жадным интересом разбирал новую партию свитков, прибывшую из Галлии. Чего тут только не было! Его библиотеке мог позавидовать сам Дезидерий, ныне покойный архиепископ Вьеннский, известный любитель и знаток античной литературы. Старая королева Брунгильда терпеть его не могла, и святому епископу лет пятнадцать назад совершенно случайно проломили голову камнем. Такое иногда случалось в королевстве франков. Бывало, и резали епископов прямо в церкви, как покойная матушка короля Хлотаря.

Григорий развернул очередной свиток. Обычный трактат о сельском хозяйстве, каких у него уже было несколько. В сторону его! Но что это? У Григория даже сердце зашлось, и он, не веря своим глазам, разглядывал рисунок. Жатка? Галльская жатка? Он когда-то давно читал о ней у Плиния Старшего, в его «Естественной Истории», но тут же позабыл об этом за ненадобностью. Это устройство придумали в северной Галлии, где лето было куда короче, чем в Риме, и рабы не поспевали собрать урожай. О жатке забыли, когда гигантские латифундии канули в лету вместе с Империей, а эти поместья раздробили на мелкие клочки, заменив рабский труд трудом литов[31].

Обычный деревянный ящик на колесах, который толкал сзади мул или бык. Спереди ящик был открыт и оснащен частыми зубьями, которые срезали колосья, оставляя солому в поле. Человек, который шел рядом, доской на палке сдвигал зерно в дальний конец ящика. Все!

— Господи, помилуй меня! — прошептал Григорий. — Так просто? Быть не может! Да это же и ребенку понятно. А почему вся Галлия костяными серпами хлеб убирает, словно мы не римляне, а германцы — язычники из глухого леса. Ведь еще триста лет назад вон чего делать умели. Совсем одичали мы, господи! Караешь ты нас слепотой и глупостью за грехи наши!