Стефан верил в успех этой войны, верил словам старшего брата, верил в свою звезду, что божественным провидением выдернула его из полутемного пыльного архива на самый верх имперской власти. Они с Марком обратили все деньги, которые смогли найти, в имения, скупив задарма плодороднейшие земли, и теперь Стефан всерьез подумывал, не оставить ли одно из них себе, чтобы иметь постоянный источник ренты. Золото можно украсть, а вот конфисковать законно нажитое имущество в Империи было крайне сложно. Тем более с его-то, как остроумно выразился брат Само, «крышей». Пожалуй, он все-таки заберет себе небольшую виллу в дне пути от столицы, которую продал за бесценок какой-то сенатор, ушедший в монастырь замаливать грехи. Там и управляющий есть, если не убили его, конечно. А арендаторы набегут, никуда они не денутся. Масса беглых крестьян из дальних областей набилась в город, спасаясь от авар. Они-то и сядут на эту землю, выплачивая оброк частью урожая. А вот купец Марк все продаст, обратив в золото. Но сделает он это только тогда, когда победа Августа Ираклия будет неоспорима, и цены вернутся к обычным уровням. Деньги от продажи имений будут вложены в ткани, специи и стекло, которые потом поедут в лангобардскую Аквилею, минуя хищные руки франкских мытарей в Марселе. Уже через две недели эти товары попадут в Солеград через альпийские перевалы, а потом по реке Инн — на Большой Торг, откуда разойдутся во все концы варварского мира. Уф-ф! — выдохнул Стефан, оценив конечный результат всей этой многоэтажной спекуляции.
— Кому война, а кому мать родна, — пробурчал он себе под нос еще одну затейливую фразу, услышанную когда-то от брата. Само был кладезем подобных мудростей. И откуда он набрался такого? Ведь в одной избе росли, а отец Берислав отнюдь не был титаном мысли. Удивительно!
И Стефан, вздохнув, пошел к себе домой. Служба на сегодня была закончена. Город был хмурым и словно придавленным опустившимся на него облаком ужаса. Сотни церквей Константинополя были забиты истово молящимися людьми. Тут и там слышались рыдания женщин, проклятия и жалобы их мужей. Торговля и ремесло остановились. Никто ничего не покупал, никому ничего больше не было нужно. Кроме еды, которая подорожала втрое. Гнев горожан не смог умерить жадность торговцев, он ее лишь слегка притушил. Подорожало все, а свежая рыба и вовсе исчезла, ведь рыбаки боялись выходить в море, кишевшее трупами. В доме Стефана были сделаны немалые запасы, и он не беспокоился за свою судьбу. Лишь только если озверевшая от голода чернь начнет погромы, его погребам грозит опасность. Но до этого было еще далеко. Боспор надежно охранялся, и в столичных гаванях по-прежнему разгружали амфоры с зерном, привезенным из далекого Херсонеса. Склавинов, которые пробовали промышлять пиратством в этих водах, безжалостно топили. Впрочем, их это не пугало, и они просто уходили южнее, три года назад разграбив Крит.
Стефан пришел домой, встреченный охраной, которая преданно смотрела на него. Не каждому повезет найти в такие дни работу за твердое серебро и сытную кормежку, и парни старались на совесть.
— Бана! — крикнул Стефан рабыне. — Сегодня я хочу сфунгато.
А увидев ее растерянное лицо, добавил:
— И не смотри на меня так, я тебе показывал, как это готовить!
Стефан прилег на кушетку в ожидании. Развязка этой войны была близка, да и обед тоже, что не могло не радовать. Бана загремела сковородками на кухне. Хозяин показывал, как готовить омлет с мясным фаршем и овощами. Рецепт она запомнила, но дурацкие ромейские слова пока давались ей с трудом.