– Полукровки разгромили мое кочевье, великий хан, – ответил парень. – Воины ушли в поход, а дома остался один муж из пяти. Налетела сотня всадников и перебила всех. Наши стада погнали на север, к Дунаю. Я успел ускакать, чтобы предупредить тебя.
– Когда это случилось? – взревел хан.
– Я скакал сюда десять дней, мой хан, – ответил паренек. – Я из племени консуяр.
– Далеко! – удивился Турсун. – Эти крысы ушли далеко от своих земель. А что с другими племенами?
– Я не знаю точно, мой хан, – потупился парень. – Но, я видел по дороге убитых родичей. От наших земель до Дуная три дня пути. Они не могли пройти незаметно. И еще… Они угнали только лошадей. Я вернулся назад, когда они ушли. Они не тронули баранов, но табун лучших коней увели с собой.
– Да зачем им бараны? – раздраженно сказал хан. – Что они будут с ними делать? Они хотят посадить в седло всех, кто может держать лук. Это же и так ясно. Иди в лагерь, парень, найди своих родных. Мы отомстим за твою семью.
Турсун сжал в руке чашу с медом, который цедил сквозь зубы. Нужно спешить. Если это то, что он думает, то все может закончиться очень скверно. Да! Нужно послать глашатая к стенам города. А вдруг?
Не прошло и получаса, как всадник на низкорослой лошадке неспешно двинулся к воротам, а к его копью был привязан белый лоскут. Стрелять в него не стали, а вместо этого позвали князя, который поднялся над частоколом так, чтобы его было видно.
– Говори! – сказал Само.
– Я пришел передать тебе слова моего хана, словен. – Обрин говорил почти без акцента. – Откройте ворота, отдайте оружие и все, что есть в городе, и тогда вы останетесь живы. Если ослушаетесь, мы возьмем город, и тогда вы все умрете жестокой смертью.
– Это все? – спросил князь со скукой в голосе. – Поезжай назад и передай своему хану. Город мы не сдадим, но я готов с ним договориться. Пусть приходит сюда. Я клянусь Перуном и Яровитом, что ни одна стрела не полетит в его сторону.
– Ты услышан, словен! Я передам твои слова хану. – Обрин развернул коня и поскакал в лагерь, аккуратно объезжая горелые бревна, что когда-то были домами в городском посаде. Пройти две сотни шагов пешком урожденному всаднику даже в голову не пришло.
Тудун выдержал время. Негоже ему мчаться на зов раба. Но и послушать, что он скажет, было интересно. Увидеть врага своими глазами всегда полезно, а послушать его полезней вдвойне. И вскоре хан с небольшой свитой подъехал к воротам, которые со скрипом отворились. Навстречу ему выехал молодой парень в странном доспехе и в шлеме, изукрашенном золотом и чеканкой. Светлые усы свисали почти до голого подбородка, что несказанно удивило хана, носившего густую бороду.
– Что ты хотел сказать мне, раб? – презрительно спросил его Турсун.
– Тот парнишка из кочевья уже добрался до тебя? Ну, тот, у кого вырезали родственников? – задал Само неожиданный вопрос.
– Откуда ты знаешь? – выпучил глаза хан.
– Это я приказал пропустить его, – без ложной скромности ответил Само. – Ни одна стрела не полетела в его сторону. Вдруг ты не знал об этом.
– Так это твоих рук дело? – нахмурился хан.
– Моих, – кивнул Само. – И не только это. На пути сюда гонцы из других племен. Кочагиров, насколько я знаю, едва половина осталась. Полукровки почему-то оказались очень злы на них.
– Я вырежу твое сердце и скормлю собакам, – хан понемногу наливался яростью, но два десятка лучников, стоявших в открытых воротах, удерживали его от глупостей.
– А вот кочевья племени забендер никто не тронул, – продолжил князь. – Странно, правда? Вот твои воины удивятся.
– Ах ты, кусок дерьма, – прорычал хан. – Да ты гнилой, как ромейский евнух! Ты хочешь на меня моих же воинов натравить?
– Ага! – со счастливой улыбкой подтвердил Самослав. – Я тебя обрадую, к тебе скоро прискачут еще десятка полтора беглецов. Я приказал их отпустить. Весело получилось, правда?
– Я сдеру с тебя шкуру, мальчишка, – хан пошел пунцовыми пятнами и едва сдерживался.
– Это еще не все, – небрежно бросил Само. – Теперь слушай мое предложение. Две тысячи солидов и я выкупаю пленных по честной цене. Ты уходишь в свои земли, и мы заключаем мир на три года.
– Пять тысяч и все, что есть в городе, – гордо заявил хан.
– А иначе что? – прищурился Само.
– А иначе я вырежу тут всех под корень. Я опустошу эту землю. Я уведу всех в степь, а эти пашни заселю своими рабами.
– У тебя есть время до утра, – ответил на его пассаж князь. – Потом я снимаю свое предложение.
– Чего? – от такой беспримерной наглости хан Турсун даже неприлично открыл рот. Он ничего подобного еще не слышал.
– Завтра в полдень у меня будет для тебя новое предложение, на пятьсот солидов меньше, – спокойно сказал князь. – И так каждый день. Минус пятьсот солидов.
– А что потом? – глумливо спросил его хан. – Потом я уже буду должен тебе?
– А потом ты уже будешь должен мне, – подтвердил Само. – Пятьсот солидов за каждый день осады. И будь уверен, я получу с тебя свои деньги. А если к тому времени тебя убьют твои же собственные воины, то я получу их с твоих детей и внуков.