Князь Китежа

— У того чародея имелась огромная библиотека — раза в три больше, чем у тебя, Фрида. И тоже состояла сплошь из старинных фолиантов, но куда более древних и опасных. По одним из них старик меня учил, другие разрешал читать самой, а третьи строго настрого запретил даже трогать.

— И ты, конечно же, начала именно с них, — догадался я.

— Естественно, — с гордостью прозвучало в ответ. — Чего там только не было. Голые ведьмы, бестиарии, пытки народов мира, перечень наиболее мучительных и долгих казней, пособия по некромантии и демонологии, и все в таком духе.

— А какая была твоя любимая? — спросила лешачиха.

— Та, где больше всего картинок. Называлась она «Альманах» и вмещала в себя всего понемногу — и голых ведьм, и чудовищ, и пыток, и казней. Я зачитывалась ею до дыр, когда наставник отлучался по делам. И вот однажды во время очередного чтения я случайно толкнула чернильницу локтем и полностью залила разворот.

— Ничего себе, — сказала йотунша. — И что ты сделала?

— В первую очередь — испугалась. Такой страх обуял — словами не передать. И я не придумала ничего лучше, как просто закрыть книгу и вернуть на место. И надеяться, что старик никогда к ней не притронется и не обнаружит мою выходку.

— А он обнаружил?

— Нет, — холодно ответила Ярослава и уставилась в окно. — И уже никогда не обнаружит. Хотя порой мне очень этого хочется. Но урок не в этом. А в том, что лучше уж сразу во всем признаться, чем годами жить как на иголках. Как-то так.

Мы ненадолго замолчали, думая каждый о своем. Затем я сказал:

— Айка, твой ход.

Лешачиха взяла в руки чашку и сделала глоток. Я снова обратил внимание, что девушка держится за столом, будто шпагу проглотивши — идеальная осанка, приподнятый подбородок и прямой взгляд. Особенно разительно это выглядело на фоне других участников безумного чаепития.

Яра сидела, как пират на бочке рома, Фрида же — как провинившаяся ученица в кабинете директора. Я же привык к компьютерному креслу с гибкой спинкой, но за отсутствием возможности сесть полулежа меня так и подмывало положить локти на стол.

— Когда я жила в поместье, к господину Альберту иногда приходили гости. Большей частью соседи, которые со скуки ходили друг к другу чуть ли не каждый день. Чуть реже заглядывали ревизоры из города, наслышанные самых разных слухов о моем покровителе. Одни хотели узнать, не слишком ли он добр к врагам всего рода людского. Другие же мечтали приобщиться к тем воображаемым бесчинствам, молва о коих бродила по округе вслед за праздными дворянами. Тем более, что несмотря на купленную нечисть, дела у Альберта шли в гору. Все потому, что каждый из нас работал в полную силу — хотя бы для того, чтобы хозяин не разорился, и никто опять не оказался на невольничьем рынке. Ведь все прекрасно понимали, что у других владельцев ждет не только тяжкий труд, но и побои, унижения и… много чего еще.

Айка вернула чашку на стол, потому что та начала заметно дрожать — очевидно, воспоминание было не из приятных, но девушка добровольно пошла на душевную муку, чтобы помочь моему делу. Возможно, из-за того, что видела во мне реинкарнацию любимого хозяина. Возможно, из-за личной приязни. Так или иначе, я в очередной раз отметил эту жертву и по достоинству ее оценил.

— Уж не знаю почему, но господин Альберт всегда относился ко мне лучше, чем к другим. Может оттого, что лично принимал роды у мамы, а потом долго возился с больным и чахлым ребенком. Да, из-за отравы укрепилась моя воля, а вот тело очень долго хворало, и без должной заботы я в лучшем случае выросла бы калекой. Не исключаю, что именно из-за этого в отсутствии посторонних хозяин и вовсе проявлял ко мне чувства, которые вполне можно назвать… отцовскими. Баловал, веселил, учил всяким полезным вещам. Своих детей ему боги не послали, вот и…

В почти полной тишине послышались два звонких стука — по бесстрастной фарфоровой маске скатились две слезы и разбились об стол.

— Айка… — я осторожно коснулся ее плеча. — Если не хочешь — не говори.

— Я хочу, — лешачиха отточенным движением взяла салфетку и утерла влагу. — В общем, с самых ранних лет меня определили в горничные. Это уберегло меня от необходимости гнуть спину в поле и позволило проводить больше времени с мамой. Мы вместе готовили, вместе убирались и вместе наслаждались заботой доброго графа. Но когда приходили гости, Альберт не мог вести себя как прежде. Война еще не закончилась, и даже маломальское снисхождение к нечисти обошлось бы ему чрезвычайно дорого. Все понимали, чем грозит потеря покровителя, и старались подыграть, когда хозяин костерил лентяев или даже замахивался кнутом. Но если дворовых рабов просто шпыняли, то к горничным был иной подход.