Князь Клюква

Юрьев город, а верней сказать городец, стоял на крутом холме, окруженный крепкой стеной. Подниматься и спускаться по вьющейся вокруг склона дороге было долго и неудобно, но забродские, когда строили, об удобстве не думали. При их суровой жизни заботиться надо было только об обороне.

Каждый раз, идя на Русь, поганые следовали этой дорогой. Бывало, что и черниговские Ольговичи, собрав силу, шли воевать Степь – для Забродья это было немногим лучше. Потому здешние князья всегда присоединялись к нападающему: половцы идут – к половцам, русские – к русским. Лишь тем до сих пор кое-как и держались.

– Кто идет из других князей? – спросил Юрий, часто помигивая. – Велика ли рать?

– Только мы. – Ингварь растянул губы в улыбке, надеясь, что она получилась победительной. Врать не имело смысла – Юрий скоро сам увидит. – Но Борис дружину поставил наново, обучил рытарскому бою. Не устоит Тагыз. Мы его врасплох возьмем.

– Какому бою? – переспросил Юрий.

– Рытарскому. Так крестоносцы с сарацинами неверными бьются и поражений не знают.

Не помогла самодовольная улыбка, и уверенный тон не помог.

– Коли вы одни идете, не могу я вас через свои земли пустить. – Забродец замахал руками. – Мне потом за это орда всю отчину пожжет. И не думай, и не проси!

– Разве я тебя прошу? – еще шире ухмыльнулся Ингварь. – Борис уже по твоей земле идет. Часа через три будет под стенами. А у тебя в Забродске, я видел, только малая дружина. Прочие все на половецком рубеже. Соглашайся добром, иначе твой город пожжет не Тагыз, а мой брат. Нынче же.

Юрий ощерил желтые, кривые зубы.

– А ты-то? Ты-то, князь свиристельский, здесь! Если твои сунутся, тебе конец!

Пожав плечами, Ингварь сказал:

– Я теперь не князь. Борис вернулся, меня отставил. Тебе про то твои лазутчики, верно, уже донесли. – Он наклонился вперед, ухмылку убрал и заговорил проникновенно, доверительно: – Я ведь, Юрий, к тебе не грозиться приехал, а по-братски. Муж ты мудрый, рассуди сам. Пройти через Забродье ты нам помешать не можешь – только себе хуже сделаешь. Нас немного, победить Тагыза нам будет трудно. Если мы в Степи все поляжем, придется тебе – прав ты – перед половцами ответ держать: пошто пропустил? А теперь возьми и по-другому взгляни. Кому из князей от Тагыза больше всего горя? Тебе. А кому будет главная выгода, если Тагыза не станет? Опять тебе. Раньше ты по своей слабости о том и не мечтал. Но вместе, нежданным ударом, мы хана в Улагае голеньким возьмем! Не успеют курени ему подмогу прислать. Скажи, велика ль твоя дружина?

– Сорок конных, девяносто пеших, – тихо ответил забродский князь. Он слушал, сдвинув редкие брови, почти не дыша.

– Да нас двести сорок! Это же сила! У Тагыза в ставке всего сотня ланганов и в городке сколько-то беспанцырной черни. Вместе мы их сокрушим! Подумай, Юрий Глебович, как твоя отчина заживет, если половцы хвост подожмут. А сколько возьмем добычи! Ты слыхал, как богато Тагыз на Царьград сходил?

Долго еще Ингварь толковал с Юрием. Взывал к разуму, пугал Борисовым гневом, манил прибытками и выгодами.

В конце концов убедил. Правда и то, что деваться забродцам было некуда. Или к одному лагерю прибиться, или к другому. Половцы были далеко, а свиристельцы – у ворот.

Ударили по рукам. Сладились.

Вот теперь, с забродской дружиной, из похода, пожалуй, мог выйти прок. Если очень сильно повезет.

* * *

Дикое поле начиналось сразу за пограничной рекой Смертью, которая называлась этим страшным именем с незапамятных времен, когда еще никаких половцев не было и по бесконечной равнине бродили другие хищники, печенеги. Их прогнал мудрый Ярослав, великий прапрапрадед, и после этого целых тридцать лет Русь жила спокойно, не ожидая с востока напасти. Про те блаженные, сытые годы можно прочесть в летописях, но верилось с трудом: как это возможно, чтобы за Смерть-рекой не ходили грозовые тучи, не рокотали громы, не посверкивали молнии?

Во времена прапрадеда Святослава из неведомых глубин Степи налетела новая саранча и с тех пор всё терзает, терзает русскую землю, насланная за грехи и распри неразумных потомков Ярослава. Иногда, редко, им удавалось меж собой договориться, собрать союзную силу – и тогда орды отступали, но такого давно уже не случалось. В недавние годы галицкий князь Роман, орел высоколетящий, ходил на половцев с большой ратью, южнее здешних мест, но курени поднялись и ушли, растаяли в бескрайних просторах. Мощный кулак рассек пустоту. Чести от того похода обрелось немного, добычи – и того меньше. Трудно воевать с врагом, у которого нет ни настоящих городов, ни деревень, ни пашен. Будто на тучу комарья машешь мечом.

Борис был прав в одном: ударить малой силой, пусть немощно, но зато быстро – только так можно досадить степным кровососам.

Шли хоть и споро, но без спешки – только в темное время. Пересекли Смерть-реку после заката, всю ночь двигались не останавливаясь, а перед рассветом спрятались в балке. Костров не разводили, оружием не звенели, морды коням обмотали тряпьем, чтоб не ржали. По краям оврага залегли дозорные.