Князь Крымский, и прочая, прочая...

Все же пора выходить в свет. А то уже начали циркулировать слухи в обществе, что светлейший уже ухи просить начал, так как помирает от старых ран. Уже третий раз добавки требует со сметаной, вот — вот отойдет в мир горний. Рано нам уходить на тот свет. Коммунисты, комсомольцы и монархисты просто так не сдаются. У меня еще французы с британцами не луплены, турки с итальянцами, как их нонче кличут — сардинцами, не мордованы до кровавых соплей. Ой, а, как хочется этим «партнерам» рыла начистить. Ну, просто спасу никакого нет! Конечно, мне было обидно. Если смотреть непредвзято на Крымскую войну, то и разгрома нашего особого нет. По большому счету князь практически не проиграл схватки с врагом в Крыму. Во — первых; он точно вычислил, в каком месте станут высаживаться враги. Во — вторых; в битве при Альме, катастрофического поражения не было. Ведь у союзников в два с лишним раза было больше войск. А главное, русским войскам под конец битвы просто не хватило боеприпасов. Но ведь свою задачу войска выполнили. Задержали врага, и дали возможность достроить с северной стороны укрепления Севастополя. За одно только это светлейшему можно было простить если не все, то четверть глупостей, которые он натворил в этой реальности.

В этот раз я решил прогуляться по столице империи пешком. Егор в легкой пролетке ехал рядом. Кучера Матвея по такому пустяку отрывать не стал. Целыми днями он в мастерской старался выполнить мои заказы с небольшой бригадой мастеровых. В раннего утра там стучали, грохали, строгали. Ежели, ему князей выгуливать, так ничего не успеешь сделать.

Разумеется, Петербург поражал. Вроде бы знакомые, и в то же время незнакомые улицы. На удивление много народу на бульварах. По дорогам катились одна за одной кареты, пролетки, телеги, фургоны. Все это брякало, шумело, коцало. Удивился, когда увидел, что дороги во многих местах были вымощены не булыжниками, а калеными до железной твердости кирпичами. По нашему, по современному — брусчаткой. На центральной улице вообще было вся дорога заложена просмоленными деревянными брусками, одним концом закопанными в землю. Этот настил мне понравился намного больше, чем камень. Стук копыт и шум колес глушились намертво. У домов стояли с совками дворники, бородатые, в одинаковых шапках. Стоило транспортной силе — лошадкам сделать на ходу свое естественное дело, как тут же свежие конские яблоки убирались в ящики на колесах. Надо полагать, что этому ценному органическому удобрению находилось применение.

Никто от подобной вольности копытного сословия не кривился, не фыркал. Ни дети, ни солидные дамы, и, даже девицы. Все воспринималось вполне естественно, как в наше дни дым из выхлопной трубы авто. Кажется, еще в во второй половине, разумеется, этого, теперь уж моего — девятнадцатого века, один английский ученый, запямятовал имя, написал статью, в коей привел свои расчеты по катастрофическому увеличению гужевого транспорта в Лондоне. Согласно выкладкам, если не убирать на улицах британской столицы, то через год толщина конского навоза достигнет одного метра, а через два — окна первых этажей будут завалены органикой полностью. А через пять лет, надо полагать, столица мира и прибежище для российских иуд будет надежно погребена под толстым слоем конского навоза. Я представил себе огромный холм и злорадно улыбнулся. Конский навоз считается самым лучшим органическим удобрением, и за считанные годы на этом великолепном субстрате прорастут деревца и через десять лет молодой лес надежно скроет от человечества один из центров мирового масонства и капитала. Правда, навоз в сегодняшнее время можно отнести к экологически чистому продукту. Любое растение на нем просто мечтает расти. А вот в том, моем прошлом будущем, на отходах производства даже плесень и мхи не приживаются. Хотя много общего просматривается. Героин из Афганистана янки направляют по всему миру. А здесь бритты заполонили все страны гашишем и опиумом. Причем, также в промышленных масштабах. Деньги, отнятые у других народов ценой их гибели, по прежнему не пахнут. И, в будущем вонять не будут.