Князь Лавин

Как немножко задумаешься – так и свои беды не такими уж горькими кажутся. Нойто постарался получше устроить Айсель и мальчиков в тепле, сам принес им кислого молока, плеснул похлебки: ничего, что ее мало, завтра непременно лучше будет клевать!

А потом, жмурясь от удовольствия, – до чего же вкусны оказались лепешки! – потом начал рассказывать. Он уже столько раз рассказывал, что теперь ему совсем не нужно было думать, чтобы подобрать слова. Он просто говорил, слегка нараспев, полуприкрыв глаза и слегка запрокинув голову, словно видел над взлетающими из очага искорками что-то такое, чего никто не видел. Тайчу и Эльхэ слушали, приоткрыв рот, но, стоило ему замолчать, начинали так громко и настойчиво упрашивать, что одна история превратилась в две, а потом в три. Олэнэ, сидя в своем углу, закутавшись в одеяла и временами подремывая, слабо улыбалась, будто бы вспоминая о чем-то.

В дымовом отверстии потемнело, и Нойто оборвал свой рассказ: обратно им придется идти по каменистой тропке над обрывом. Он решительным жестом оборвал запротестовавших было мальчишек, потом решительно поднялся:

– Ну-ка, быстро домой! Да и я пойду провожу вас…

Обратно шли медленно. Мальчики убежали вперед, а Нойто с Айсель шли рядом, и молчали.

– Спасибо тебе, – вдруг тихо сказала Айсель, – Пока ты не появился, они были совсем…потерянные.

– Э-э, да что там, – смутился Нойто, – Разве мне трудно языком помолоть. А и они, глядишь, чем помогут калеке…

– Не говори так! – Айсель вспыхнула, схватила его за здоровое плечо, – Ты не калека! Ты – воин. Ты…угэрчи спас!

– И что теперь с того? – зло сказал Нойто, не удержавшись, – Как жить-то теперь?

Он услышал в сгущающейся темноте еле слышный вздох, потом вдруг в его руку пробралась маленькая рука, легонько обхватила пальцы и сжала.

Замерев, еле дыша, Нойто пытался в темноте рассмотреть ее лицо, но видел только неясное белое пятно под линией волос, заплетенных в тугие темные косы. Так они и шли в темноте, – долго, осторожно переговариваясь еле уловимыми движениями рук, и сердце Нойто вдруг сделалось пустым и легким, ему, – в первый раз за все время, – захотелось смеяться.

Когда завиднелись огни становища, Нойто как бы невзначай замедлил шаг. И ждал, ждал, – скажет ли что-то еще напоследок?

Девушка остановилась, в темноте влажно блеснули ее серьезные глаза. Показалось ли – или в них было что-то…что-то теплое?

– Ты просто живешь, – сказала она, не разнимая их невзначай сплетенные пальцы, – Просто живешь дальше.

Конец третьей книги