Князь-меч

– А я вот слыхал, папа с императором друг друга не жалуют. Мало того, войну промеж собою ведут. И в Италии, и в немецких землях.

– И это – правда, – покивал толстощекий Клаус.

– Так, а вы тогда за кого – за императора или за папу?

– За папу! – кнехты откликнулись хором.

– Значит – вы неверные вассалы. Выходит так?

Немцы озадаченно переглянулись, и князь, решив, что зачин сделан, быстренько протянул им баклажку и перевел разговор на менее щекотливую тему:

– А что, говорят, у вас тут колдунья в башне сидит?

– Сидит, сидит! Да еще какая колдунья – язычница!

Вот этот разговор кнехты поддержали охотно… чего и добивался Довмонт. Оказывается, колдунья – закоренелая куршская язычница и ведьма – находится в башне уже полтора месяца. По личному приказу магистра особым пыткам ее покуда не подвергали, так, малость постегали плетьми да бросили в подземелье. Фон Роденштейн собирался лично ее допросить… да вот все как-то было недосуг.

– Ничего! Теперь уж вот-вот приедет – допросит.

Магистра ждали со дня на день, а он все не торопился: то ли тянул время, то ли показывал схизматикам-русским – кто есть кто. Мол, явились, так подождут, невелики птицы! А то ли и вообще собирался ехать не сюда, а в Ригу.

– Я вам так скажу, – после пятого глотка под большим секретом поведал герр Клаус. – Магистр только на следующей неделе прибудет. Мой земляк Адольф Бухгольц – начальник башенной стражи! И не дурак выпить, я вам скажу… Но! Болтать зря не будет.

– Да уж, да уж, – князь покачал головой. – Не торопится ваш магистр. Что и говорить – не торопится.

Адольф Бухгольц, начальник башенной стражи… любит выпить, ага…

– Так ведь куда ему спешить-то? – расслабленно хмыкнул баварец. – Еще и Рижский архиепископ не приехал… и Дерптский. Нет уж, магистр – после них! Чтоб знали!

– Так вы ж с епископами заодно вроде… – отпив, Микита протянул баклажку немцам.

Сделав долгий глоток, толстяк вытер губы ладонью и согласно кивнул:

– Ну да, заодно. Иногда. А иногда – нет. Вон, вмятину на каске видите?

Сняв с головы круглый, с небольшими полями, шлем, кнехт постучал пальцами по буквице «Т», изображавшей крест святого Антония, что считался покровителем всех простых воинов. Рядом с буквицей зияла внушительных размеров вмятина.

– От архиепископа Рижского на добрую память, – скривившись, пояснил баварец.

Уплетай округлил глаза:

– Неужто сам епископ?

– Не, не сам… воины его… монахи, чтоб им пусто было!

Дальше баварец добавил множество южнонемецких ругательств, из которых Довмонт не понял ни единого словечка. Впрочем, не только он один.

Непростые отношения ордена с епископами были, конечно, весьма интересны Домонту в качестве псковского князя, однако – отнюдь не в данный конкретный момент.

– А что ведьмочка, говорят, красива? – хлебнув, князь скабрезно подмигнул кнехтам.

– Тощая, как кошка… – хохотнул Клаус. – А так – да, вполне. Глазастенькая, и кожа тонкая, белая.

– И что же, ее никто…

– Разве что наш палач, брат Рейнгольд. Остальные все боятся – все ж таки ведьма! – баварец что-то сказал напарнику и вдруг хитро осклабился. – Ежели вы девок хотите, то… Можем устроить. В обмен на пять… нет – полдюжины таких вот баклаг.

– У вас в замке – девки? – ахнул Уплетай.

Баварец скривился:

– А кто сказал, что в замке?

– Но… тут же ворота, стражники… Подъемный мост и эвон какой рвище!

– А нам ворота и не нужны, – немцы вновь переглянулись, алчно посматривая на баклагу. – Так что? Найдется у вас полдюжины?

Напарник, Микита Уплетай, зашмыгал носом, князь же махнул рукой:

– А, пожалуй, что сыщутся, да.

Первоначально Довмонт собирался вывезти освобожденную «ведьму» вместе с посольством, однако сейчас рассудил иначе. Раз из замка можно как-то выбраться незаметно для всех, то – почему бы и нет? Разузнать, что за способ, и думать, как вытащить Сауле. Впрочем, чего и думать-то – князь все давно уже придумал, еще у себя во Пскове. Действовать нахраписто и быстро – в этом виделся секрет несомненного будущего успеха. Вряд ли Сауле так уж сильно охраняли – куда она из замка денется-то? Разве что на метле улетит.

Сговорились на следующий вечер. Еще заранее Довмонт передал кнехтам баклажки. Как и договаривались – полдюжины, только за одного себя, Микита Уплетай что-то идти побоялся. Мало ли – попадешься? Ладно немцы, так свои-то потом со свету сживут, хотя, казалось бы – в свободное от службы время каждый мог делать, что хочет. Так-то оно так, однако не о вражеской крепости речь.