Князь механический

Ровно в шесть Олег Константинович спустился во двор Главного штаба и через маленькую дверь вышел на Большую Морскую, перекрытую аркой в том месте, где она вливалась в Дворцовую площадь. Ни души, конечно, не было в этот ранний холодный час на площади. Ледяной ветер попадал в ее ловушку: он влетал со стороны Адмиралтейского проспекта, Главный штаб заворачивал его, он ударялся о стекла Зимнего дворца и не знал, куда деться. Вертелся. И в свете прожекторов, установленных на крышах, вокруг колонны с черным ангелом неистово кружился снег, словно какие-то холодные сущности водили хоровод. Князь даже подумал, что если сейчас пойти прямо, в этот хоровод, то он неминуемо схватит, затащит и растворит его в себе – не вследствие законов физики, а по закону хоровода, который должен затягивать всех, кто к нему приближается. Но Романов все же подошел и прошел сквозь него, и больно-больно хлестнули по лицу колючие снежинки, – но и только.

С четырех углов площади светили газовые прожекторы, и четыре длинные тени от колонны большим Андреевским крестом легли на до звона промерзший, слегка заметенный диабаз мостовой – темное по светлому. Как будто огромный военно-морской флаг был расстелен перед домом царя, чтобы он, выйдя на балкон, вспомнил о тех, кого похоронил в Цусимском проливе[46].

Князь надвинул на глаза летные очки и замотал оставшуюся после них открытой часть лица концами башлыка. Да, так определенно было лучше. Только мерзли руки, но с этим уже ничего поделать невозможно.

Снег стал налипать на стекла, и они начали мелко вибрировать, стряхивая его вниз.

По северо-западному концу креста князь дошел до темного Адмиралтейского проспекта, пересеченного эстакадой надземной железной дороги, уходящей к Бирже. Ее стальные клепаные ребра втыкались в землю прямо в саду перед дворцом – государь настолько не любил этот дворец, что разрешил Городской Думе, не нашедшей для строительства дороги иной возможности, строить ее там.

Дальше была черная, слившаяся с ночью Нева и широкий неосвещенный мост на Васильевский остров. Перерезанная светящимися путевыми огнями эстакады надземной дороги стрелка, Биржа с вращающимся прожектором на крыше, колонны, крепость с золотым шпилем, в которой лежали мертвые русские цари и его отец, и угрюмая гиперболоидная башня над всеми ними, подсвеченная фонарями. Только она, казалось, и жила в этом вымерзшем городе. Как щенки у брюха матери, тычась мордами в сосцы, цеппелины роились вокруг нее: одни прилетали, другие улетали, третьи заправлялись свежим газом, который сжигали в топках своих двигателей. Толстые газовые шланги едва заметными нитями обвивались вокруг стоек башни и втыкались в их тела.

И ярко, наверное единственные в Петрограде в этот час, горели окна штаба отряда цеппелинов в бывших казенных винных складах.

Ветер на мосту, не стесненный никакими улицами и домами, был особенно беспощаден. Он летел и сверху, и снизу, гудел в металлических фермах моста, кидался в князя снегом, свистел в ушах и пытался свалить с ног. Внизу, в черной глубине, лежала замерзшая Нева. Князь хватался за перила. Башлык, которым Олег Константинович закрутил лицо, давно отсырел от дыхания и обледенел.

Он спустился с моста на Васильевский остров. Стекла в очках перестали вибрировать, и их тут же облепило. Князь покрутил ручку завода вибрационного механизма на шлеме у правого виска, стекла снова задрожали. На Бирже во весь ее фасад, сразу под фронтоном, висело огромное табло из тысяч электрических лампочек, отражавшее курсы акций. Акции Общества балтийской железной дороги стоили 27 руб. 63 коп., «Газового товарищества братьев Нобель» – 22 руб. 12 коп., Общества сормовских машинных заводов – 17 руб. 01 коп. и т. д. Зачем они горели в этой лютой ночи, отбирая газ у петроградских домов? Разве для бездомных, которые только и могли оказаться в такое время на улице. Но бездомные едва ли доживут до утра – так что и им это не нужно.

На Петроградскую сторону вел деревянный Биржевой мост. У Городской Думы все никак не хватало денег, чтобы сделать его металлическим. Да и стоило ли? Что доказывала бы Дума своим мостом, когда рядом, прободая само небо и утопая в нем, расставив свои ноги прямо над крышами бывших винных складов, возвышалась гиперболоидная башня, в которой одной стали было столько же, сколько во всех танках англичан или во всех когда-то бывших у немцев подводных лодках? Стоило ли стыдиться после этого деревянного моста в центре столицы?

С моста князь свернул налево, где узкая полоска земли городского питомника отделяла Александровский проспект от протоки вокруг Ватного острова. В питомнике, огороженном невысоким кованым забором, из сугробов торчали хилые веточки будущих саженцев. Те из них, что переживут зиму, весной передадут куда-нибудь на бульвар. Свет прожекторов, освещавших башню, скупо падал на них сзади, и они тянули к князю свои длинные бледные тени.