Князь мертвецов-2

— Не от всех. И уж точно не со мной!

«Вот подыму тебя, ушастый, и будешь мне сюртуки дошивать, пока не разложишься!» Правда, шедевра портновского искусства тогда не получить — поднятые способны лишь на примитивные работы, и уж вовсе не способны творить. А потому Митя очень постарался умерить злость, хотя она все же прорывалась в голосе. — Позвольте узнать, что за разговоры о смерти? Что у вас тут за паническое сборище? — тихо и быстро спросил он.

— А господин Кровный Мораныч не соизволил задуматься, к чему приведут ваши ночные подвиги? Поймали злоумышленников и счастливы? — также тихо прошипел в ответ Йоэль.

— Ни к чему особенному не приведут! — рявкнул Митя — если, конечно, можно рявкать вполголоса. Ему вовсе не хотелось, чтоб все слышали, как он тут делится сведениями из кабинета губернатора. Но чего не сделаешь, чтоб сохранить добрые отношения со своим портным. — Посидеть вашему каббалисту, да и инженеру тоже, придется, но быстрого военного суда не будет. А будет тщательное расследование, которое проведет мой отец, а уж он-то понимает, что полицмейстер…

— Их… не повесят? — едва шевеля губами, спросил Йоэль, и его и без того бледное лицо вдруг начало стремительно сереть.

— Да нет же! — радостно заверил его Митя. — Мы с отцом постарались!

Глаза Йоэля стали вдруг неподвижными, устремленными в одну точку, как у покойника. Потом он попятился, поглядел на Митю совершенно безнадежным взором и уже в полный голос воскликнул:

— Что же вы наделали!

— Да говорю же вам, ничего смертельного с ними не станется…

— Это-то и страшно! — рявкнул Йоэль. — Поверьте, лучше, гораздо лучше было бы, если б ребе Шнеерсон был повешен на площади сегодня, без суда и следствия! Тогда у остальных был бы хоть какой-то шанс! — он повернулся к остальным и крикнул. — Их отвезли в тюрьму, казни не будет!

И тогда над толпой вдруг взвился короткий глухой крик — будто вскрикнуло огромное смертельно раненное животное, угодившее в ловушку, из которой нет выхода.

[1] Иуда Маккавей из династии Хасмонеев и его родичи, поднявший восстание за свободу против державы Селевкидов в 166–160 гг. до н. э. В православной церкви также — семь мучеников Макковеев, отдавших жизнь, но не нарушивших заветов веры.

[2] Еврейка (идиш)

[3] Чтоб тебе с казаком повстречаться! Чтоб в тебя ангел смерти влюбился! (идиш)

Глава 20. Вкус крови

— Идут! Идут! — мелкий тощий мальчишка вылетел из-за угла. Босые ноги его чавкали грязью немощеной улицы, слишком длинная ватная кацавейка была разодрана от подола до самого ворота. Глаза страшные, безумные, а из-под всклокоченных волос на висок стекала кровь. — Идут! — он вихрем пронесся мимо, обдав Митю смрадом пота и ужаса, врезался в толпу и помчался бы дальше, если бы старый Альшванг не сгреб его в охапку. Мальчишка забился, завыл, отчаянно брыкаясь и ничего не соображая.

— Ну, тихо-тихо! Тихо, я сказал! — старый портной встряхнул мальчишку и будто от этой встряски разум у того прояснился, а взгляд стал осмысленным. Он огляделся по сторонам, наконец, понимая, где он и что с ним, и вдруг завизжал:

— Убили! Убили! Бегите!

— Кто убил? Кого убили? Да говорили ты толком! — сопровождая каждый вопрос встряхиванием, продолжал Альшванг.

— А всех… всех и убили! — мальчишка вдруг захохотал — дико, страшно — и тут же захлебнулся рыданием. И снова зашелся смехом. — Выволокли из пролетки и уб… уб… убили! Она кричала, она так кричала! — смеясь и плача бормотал он.

Старый портной погладил его по голове, а потом размахнулся и отвесил короткую затрещину, от которой голова у мальчишки мотнулась. Истерика тут же оборвалась, он только дышал — хрипло и часто, будто все еще бежал. В руку Альшвангу кто-то сунул флягу, горлышко ее стукнуло мальчишке об зубы, тот глотнул — глаза его выпучились, и он закашлялся, плюясь и сгибаясь пополам. Видно, не вода там была.

— Говори по порядку! — скомандовал Альшванг.

— Мы с Иц… Ицкой пошли до тюрьмы. Как… как големов гонють поглядеть.

— Шдёмиль! Не насмотрелись еще! — крикнул кто-то, но Альшванг кинул в толпу грозный взгляд и там стихли.

— Дальше давай! — скомандовал он мальчишке.

— Пригнали. На тюремный двор. Ворота закрывать стали, а тут толпа — и внутрь, пока ворота открытые. Камни у них, палки, ломы были, железные… Бить начали по големам. Кричать… «Выдайте нам жида-убойцу, казнить его будем»! И на тюрьму пошли. А само-главный полицмейстер оттуда как выскочит, как рявкнет, как пальнет!

«Отец?» — Митя и сам не понял, как очутился в толпе, возле мальчишки.

— И городовые разом с ним. Выгнали всех прочь и ворота захлопнули. А те злые все, в ворота колотить начали, орать, что жиды Спасителя распяли, старого амператора убили, полицмейстера растерзали, а там и до них доберутся…

«По нисходящей пошли… От лучшего к худшему…» — подумал Митя.