Князь мертвецов 2

Митя отчаянно, до судорожно колотящегося сердца, до перехваченного дыхания пытался хотя бы не завизжать от ужаса как девчонка! Удержать лицо! Черный лед сковывал ему ноги, медленно полз вверх, до бедер, и устремлялся дальше, к груди. Мелькнула смутная мысль, что это странно, если он мертв, ни заполошного стука сердца, ни дыхания быть не должно.

- Сон! - выдохнул он. - Мой сон! Мне снилось, что ... Что дядюшка Белозерский рассказывает, будто... моя мама... то есть, его сестра Рогнеда... Умерла младенцем! Но... но…тогда выходит... - он замолчал, потому что это противоречило всему, чему его учили, что знал каждый образованный человек.

- Я же говорила тебе в прошлый раз, чтоб ты побеседовал с дядюшкой, а ты никак! - укоризненно протянула она.

- Но это же был сон! Всего лишь сон! - прощаясь с попытками сохранить светскую невозмутимость, закричал Митя. - Меня там еще убили!

- Так тебя и убили, - равнодушно сказал она, кивая на стекло.

Митя невольно взглянул туда ...

Прикрываясь выломанными воротами, погромщики бежали к дверям дома. Двигались они медленно, точно пробиваясь сквозь густой кисель. Свесившаяся из окна гибкая лоза обвилась вокруг одного - виден был его беззвучно разевающийся рот, и опускающийся на лозу топор. Плавно летящие пули неторопливо и неслышно вдавливались в снятые воротные створки, прикрываясь которыми погромщики рвались к дому. Митя видел и то, чего не замечал больше никто - реющий над двором призрак. Глаза мертвой Фиры Фарбер были широко распахнуты, из них катились невидимые слезы. Из-за угла дворовой будочки, где скрылась девчонка со своей ношей, торчали щегольские остроносые ботинки. И если его ... тело ... Митя еще мог старательно, изо всех сил не узнавать, то сшитые на заказ ботинки он не узнать никак не мог!

Да. Его убили. И теперь его тело валяется за сортиром. Какое ... унижение для сына самой Мораны-Темной.

- Люди... - не отрывая глаз от стекла, задумчиво сказала Морана. – Настолько озлобленные, что готовы броситься на ближайшего соседа. Так безнадежно беспомощные, что рвутся убивать всё равно кого, лишь бы не чувствовать себя беззащитными. И такие несчастные, что вовсе не боятся - меня. Я для них не страх, рядом с муками, что несет им подарок моей сестры Живы. они все чаще зовут меня милосердной. И просто - зовут.

Край ворот врезался в двери дома, выбивая их внутрь. Разевая рты в беззвучных воплях, погромщики лезли в дом. Тот казался стаканом, в который все лилась и лилась вода, и вот-вот должна была не вместиться и хлынуть наружу. За окнами началось мельтешение, кажется, там дрались. Наружу, как из закипающего чайника, вырывались клубы пара от выстрелов. Все также беззвучно с подоконника второго этажа сорвался горшок герани, и медленно, будто его на веревке спускали, полетел к земле. А на сам подоконник рухнула парочка, сцепившаяся в нерасторжимом объятии. Они прижимались друг к другу крепче самых страстных возлюбленных: здоровенный бугай сжимал в объятиях сереброволосого носатого альва, руки альва были закинуты ему на шею и давили, давили, давили ... Пальцы альва железными прутьями вонзались в шею, так что передавленная кожа свисала складками, хват громилы у альва на плечах был такой силы, что у альва лезли глаза из орбит ...