Князь Меттерних: человек и политик

Бесполезно искать того, кто первым подал идею австрийского брака, претендентов на роль инициатора было много. Она, как говорится, уже витала в воздухе после поражения при Ваграме (хотя и есть свидетельства ее более раннего происхождения). Меттерних стал готовить к этой мысли своего императора. Претендентам на руку эрцгерцогини Марии Луизы Франческо Моденскому (брату императрицы Марии Людовики) и наследному принцу Баварии было отказано. Согласия самой Марии Луизы, естественно, никто не спрашивал. Не посчитались и с мнением ее приемной матери Марии Людовики. В объяснения также особенно не вдавались. Правда, зондаж баварского кронпринца в конце июля 1809 г. вынудил Меттерниха приоткрыть карты несколько раньше, чем ему того хотелось. Состоялся долгий, обстоятельный разговор с Францем, в котором и обсуждалось «дело величайшего значения».

После этого Меттерних отправился в Альтенбург, где встретился с Шампаньи. Князь Лихтенштейн не годился для переговоров по столь деликатному вопросу. Тем более что он не скрывал своего отрицательного отношения к идее отдать выскочке-солдату дочь императора[177]. По дороге в Альтенбург Меттерних имел доверительную беседу с влиятельным французским дипломатом графом Нарбонном (он станет послом в Вене в период крушения наполеоновской империи) на этот же предмет. В Альтенбурге Меттерних ежедневно обедал с Шампаньи, и хотя их переговоры шли не так уж гладко, тема о браке, очевидно, тоже обсуждалась. С отъездом Клеменса партнером Шампаньи стал искусный дипломат граф Бубна, понимавший все с полуслова. Наполеон запустил и пробный шар в виде идеи брака между дочерью Люсьена Бонапарта с кронпринцем Австрии Фердинандом. Наполеона (как, впрочем, позднее и Романовых) совсем не смущало, что Фердинанд был неполноценным умственно и физически. По-видимому, разговоры об этом браке должны были послужить прикрытием зондажа насчет невесты для самого Наполеона.

Из области слухов, предположений, мало к чему обязывающих светских бесед дело переходит на солидную основу после утверждения Меттерниха в доме на Бальхаузштрассе, в госканцелярии. Уже то обстоятельство, что в Париж на смену самому новоиспеченному канцлеру был отправлен князь К. Шварценберг, представитель одного из самых авторитетных аристократических родов Австрии, а в Петербург – граф Сен-Жюльен, свидетельствовало о явном предпочтении Парижу. Правда, Меттерних хотел бы видеть там испытанного в дипломатических баталиях генерала Винцента, но против этого была «русская партия» в Вене, а канцлер был еще не так силен, чтобы настоять на своем. Не был уверен он и в том, какой прием будет оказан в Париже Шварценбергу. На всякий случай князя снабдили личным посланием императора Франца I Наполеону, чтобы избежать унизительной задержки с приемом.

Хлопоты оказались излишними, австрийский посол был принят быстро и радушно. Послание Франца за ненадобностью было предано огню. Шварценберг был просто нарасхват: приемы, прогулки, охота. Опытнейший помощник Флоре и Элеонора, которая вместе с детьми спокойно пережила войну в Париже, опекают Шварценберга – скорее солдата, чем дипломата. Именно Флоре подбросил французам идею брака еще во время мирных переговоров.

Элеонора оказалась главной помощницей мужа в столь ответственном и тонком деле. Выполнять сложную миссию ей было тем проще, что она искренне восхищалась Наполеоном. Император французов чувствовал это и доверял ей. Она окружена теплым вниманием императорского двора. На приеме 21 ноября 1809 г. Шампаньи интересуется у Флоре здоровьем потомства кайзера Франца и особенно его дочери: «Не правда ли, что единственная, у кого крепкое здоровье, кто никогда не болел – это эрцгерцогиня Мария Луиза, о которой еще говорят, что она хорошо воспитана»[178]. Это означало, что в Париже серьезно восприняли сигналы из Вены.

Было бы наивно полагать, что император Наполеон попадает в сеть, расставленную коварным и ловким австрийцем. Конечно, он предпочел бы русскую великую княжну, переговоры французского посла Коленкура насчет руки Анны Павловны вошли в решающую фазу. Однако интуиция подсказывала Наполеону, что следует ожидать отказа. Предстать же перед всей Европой в роли незадачливого жениха императору французов было бы неприятно. Эрцгерцогине в его матримониальной кампании предназначалась роль резервного варианта. Наполеон не хотел форсировать событий, пока не прояснится окончательно ситуация в Петербурге, но к тому моменту все должно было быть наготове.