Князь Меттерних. Человек и политик

В следующем, 1794 г. он пишет еще один документ с довольно длинным названием: «О необходимости всеобщего вооружения народа на границе с Францией». В нем чувствуется стремление извлечь опыт из военных неудач старорежимных армий. «Две кампании показывают, чего можно ожидать от войска, столкнувшегося со всем вооруженным народом»[80], — назидательным тоном пишет Клеменс. Он обрушивается на старых дипломатов, которые видели в войне и революции детскую игру, а теперь боятся вооружать народ, так как оружие в руках черни якобы создает угрозу. Но нужно отличать народ от черни. Чернь — это те, кому нечего терять, тогда как народ — это собственники. «Европе угрожает варварство!» — патетически восклицает юный Меттерних. Спасти ее могут только мужественные отцы семейств и собственники. Подобные мотивы появятся у Меттерниха вновь во время войны 1809 года, но недолго. Его представление о народе патриархальное; народная масса — это подданные, а не граждане. В сущности, он не так уж далеко ушел от критикуемых им дипломатов старой школы.

Между тем дела Франца Георга в Брюсселе принимают дурной оборот не только под давлением революционной Франции, но также из-за перемен в Вене. Там главой внешнеполитического ведомства вместо покровительствовавшего Меттерниху-старшему графа Ф. Кобенцля становится Ф. Тугут. Бельгийский департамент возглавил другой видный дипломат — граф И. Траутсмандорф. За неудачный для Австрии второй раздел Польши Тугут рассчитывал получить компенсацию на Западе. Отсюда и более жесткая по сравнению с линией Франка Георга политика внутри Бельгии, нажим на бельгийское сословное представительство. Траутсмандорф так откровенно третировал Франца Георга, что штатгальтер, брат императора эрцгерцог Карл, удивлялся долготерпению Меттерниха-отца. Только отнюдь не дружеские отношения между Тугутом и Траутсмандорфом удерживали Франца Георга от отставки. Но удар следовал за ударом. Политика уступок, избранная Францем Георгом, не примирила бельгийское сословное представительство с Австрией. Разочаровывающей оказалась поездка Франца II по Нидерландам. Самое же главное — серия поражений, понесенных войсками коалиции от революционных французов, в чем, собственно, австрийский имперский уполномоченный был не виноват, но попался под горячую руку. Ему был учинен жестокий разнос. От него потребовали строгого соблюдения инструкций, ни малейшего своеволия. Но тем временем французские войска одержали победу при Флерюсе (26 июня 1794 г.). Австрийцы отступают, имперская администрация бежит. Франц Георг оказывается в Дюссельдорфе без средств, без места, без влиятельного покровительства в Вене.

Однако Клеменса он успел вовремя, еще в начале 1794 г., отправить в безопасную Англию. Молодой Меттерних сопровождал генерального казначея нидерландского правительства виконта Десандруэна, отправившегося в туманный Альбион за займом. Если верить мемуарам Меттерниха, то в Англии его встретили с распростертыми объятиями в высших политических и светских кругах. Питт, Фокс, Берк, Шеридан, Грей — таков неполный список знаменитостей, с которыми он встречался. По его словам, он был допущен в интимный кружок принца Уэльского, будущего короля Георга IV, и даже в деликатной форме выразил свое неодобрительное отношение к поведению принца, причем тот 30 лет спустя, будучи уже монархом, сказал ему при встрече: «Вы были тогда совершенно правы»[81]. Не исключено, что у Меттерниха и его английских знакомых случились вполне объяснимые подвижки памяти. Скорее всего первый вояж в Англию воспринимался в свете впечатлений от второго вояжа — 1814 г., когда Меттерних прибыл уже в качестве известного европейского политика и сумел добиться серьезных политических и особенно светских успехов.

Во время своего первого юношеского путешествия Клеменс с любопытством посещал заседания британского парламента, особенно привлекало его слушание дела У. Гастингса, бывшего губернатора Бенгалии. «Я пытался ориентироваться в парламентском механизме, — писал он в мемуарах, — и это принесло мне впоследствии немалую пользу»[82]. Во всяком случае вплоть до 1848 г., когда Англия стала убежищем для свергнутого революцией канцлера, ни одного сколько-нибудь доброго слова по адресу британского парламента им сказано не было.

Чувствуя, видимо, что его описание собственных светских успехов в Англии выглядит не совсем правдоподобно, Меттерних выдвигает такую версию, объясняющую, почему перед двадцатилетним безвестным юнцом широко раскрывались в Лондоне все двери: там, оказывается, стало известно, что его прочат на пост имперского министра в Гаагу. Учитывая отношение к Меттернихам в тот момент в Вене, это соображение кажется совсем неубедительным. Но так или иначе путешествие в Англию Клеменс мог считать удачей. Оно избавило его от многих неприятностей и трудностей, которые пришлось бы пережить, будь он в это время на континенте.