Князь Меттерних. Человек и политик

Определенные основания для подобных рассуждений у Меттерниха были. Российский историк Н. К. Шильдер отмечал «особенную обстановку» в коллегии иностранных дел: «Шифрованные депеши иностранных миссий, которые удавалось перехватить, равно как подобные же депеши наших посольств, поступая к графу Румянцеву, нисходили от него в обыкновенном порядке в экспедицию для дешифровки; но здесь Бек (глава экспедиции. — П. Р.), вместо того чтобы представлять свои переложения канцлеру, отсылал их на основании секретно объявленной ему Сперанским высочайшей воли сперва государю… Государь, прочитав переложения, собственноручно вычеркивал из них все, о чем не желал ставить в известность графа Румянцева, и уже тогда переписанные вновь с указанными пропусками они представлялись последнему от Бека под видом полных дешифровок, а затем канцлер… подносил сокращенные переложения государю, который делал вид, будто содержание их совсем ново для него»[230].

Все это, впрочем, типично для кабинетной дипломатии. Сам Меттерних не уловил, что царь таким образом стремится соединить все важные нити внешней политики исключительно в своих руках. На это обстоятельство указывает другой российский историк — великий князь Николай Михайлович: «Советник русского посольства в Париже пишет, помимо князя Куракина, государственному секретарю Сперанскому; Р. А. Кошелев находится в непосредственной переписке с русским посланником в Вене графом Г. О. Штакельбергом и австрийским поверенным в делах Сен-Жюльеном, опять-таки помимо канцлера, и все докладывается Кошелевым непосредственно императору. Способ особый, но он присущ императору Александру I»[231].

Об этом писал Меттерниху и Сен-Жюльен, однако австрийский канцлер недолюбливал и недооценивал этого дипломата. Он охотно заменил бы его своим фаворитом, действительно весьма одаренным, Л. И. Лебцельтерном, но не хотел нервировать русских, потому что Сен-Жюльен стал своим человеком в окружении царя. К отношениям Меттерниха с Александром I придется обращаться еще не раз. Перу австрийского канцлера принадлежит специальный очерк о царе. Он изучал его психологию, но нередко допускал ошибки, обусловленные недооценкой способностей Александра I. Так было и в канун войны 1812 г. В России же Меттерниха, несмотря на все его усилия изобразить сближение с Францией как вынужденное дело, воспринимали довольно враждебно. Этому же способствовали интриги канцлера с целью воспрепятствовать браку кронпринца Фердинанда с великой княжной Анной, когда российская сторона вновь стала проявлять инициативу. Кроме того, Меттерних сыграл решающую роль в срыве еще одного матримониального проекта, в котором была заинтересована российская императорская семья. Сестра жены царя Амалия Баденская питала надежды на брачный союз с эрцгерцогом Карлом. Тот сначала не проявлял к этому особого интереса. Но как только брат кайзера решился, в дело вмешался Меттерних. Подобный брак, по его мнению, укрепил бы позиции эрцгерцога, которого канцлер считал своим заклятым врагом. Контролируя переписку принцессы Амалии, Меттерних распространял компрометирующие ее сплетни, старался поссорить с ней австрийское императорское семейство. В конечном счете ему удалось сорвать брак.

Клеменс чувствует себя настолько уверенно, что наносит удар и по членам императорской семьи, прежде всего по императрице Марии Людовике. Ее влияние на Франца ослабло. Из-за тяжелой болезни ей трудно выполнять супружеские обязанности, что раздражало «доброго кайзера» Франца. Есть свидетельства о том, что при всей своей строгой нравственности кайзер находил утешение на стороне: ему подыскали здоровую, проверенную императорским врачом женщину скромного происхождения[232]. После некоторых колебаний Франц I дал Меттерниху санкцию на перлюстрацию писем жены, а тот рассеял страхи и сомнения главы полиции барона Хагера. Особое внимание было уделено переписке Марии Людовики с братом Франца палатином Венгрии Иосифом, чья покойная жена была сестрой царя. Он поддерживал постоянную связь с тещей, императрицей-матерью Елизаветой Федоровной. Интеллектуально намного превосходивший брата-кайзера, Иосиф был для Марии Людовики интересным собеседником, человеком, которому она могла излить душу. О том, что и сама она была натурой незаурядной, свидетельствует ее общение с Гете.

Меттерних пытается создать у Франца впечатление о том, что между императрицей и палатином существуют интимные отношения. Хотя Франц не сомневался в супружеской верности Марии Людовики, но оказался серьезно настроен против жены. Составленная Меттернихом подборка из ее переписки содержала весьма нелестные характеристики самого кайзера, кронпринца Фердинанда, Марии Луизы. Меттерних также искусно посеял у Франца подозрения насчет связи императрицы с «русской партией»[233]. Недовольство Франца I вызвало стремление палатина считаться с венгерской самобытностью, сохранить конституцию Венгрии. Его подозревали в намерении стать с помощью царя королем Венгрии, именовали его «новым Ракоци»[234].