Князь мира

Начались тут охи, ахи, расспросы, как да откуда, хотя в таких случаях мужики друг дружку не слушают, и только старается сам каждый как можно больше наговорить, чтобы слушали его, благо много народу, потому что он больше всех знает и все ему доподлинно верно известно, до самого вечера шла толкотня, про сенокос даже забыли ради того невиданного случая, но ни похарчиться, ни отдохнуть с дороги никто к себе не позвал; так и просидел Михайла на крыльце у Фоки, пока Мишутка не пригнал стадо из леса.

*****

Только потом уж, когда чуть обыкся по приходе домой, Михайла узнал все по порядку, что случилось за эти долгие годы; по видимости, много кой-чего приложили, потому что самого Михайлу поначалу все перепугались и с перепугу да неожиданности, может, и переврали…

Вышло по разговорам все так, что Марья умерла, как мы и рассказывали, родами, а сам Михайла… али теперь уж не Михайла, а кто-нибудь другой за него, потому что Михайла, как он и сам видит то хорошо, бог знает откуда вернулся, - не вынес тогда истошного крика, которым исходила Марья сподряд неделю перед родами, и удавился с горя, что никак молодая жена не разродится, в чертухинском лесу на осине; тогда-то, конечное дело, подумали все на Михайлу, потому что кому же взбредет охота за другого давиться, а теперь уж ума никто не приложит, на что тут подумать?..

Михайла, когда дело дошло до этой осины, осенился на глазах у всего села крестным знамением и выронил такие никому не понятные слова:

- За эту осину слава отцу и сыну!

Мужики переглянулись, бабы толкнули сзади друг дружку, а что означает такое слово, никто Михайлу расспросить не решился, потом рассказали попу Федоту, но тот только головой помотал, потому что произошел разговор с попом очень не к разу: у попа были налиты зеньки!

- А шут, - говорит, - его разберет! На осине по писанию удавился Иуда!

Так и не могли догадаться, что хотел сказать Михайла про эту осину, стоит она у всех в памяти, и память об ней у всех как живая, кого хочешь спроси, всякий то же самое скажет и даже осину покажет в лесу, к которой подходить долгое время опасались, потому что велик был страх и удивленье, хотя еще удивительнее и чуднее теперь, когда Михайла живой, можно пощупать, как ни в чем не бывало вернулся!

Мишутка же, когда узнал, что Михайла и есть тот самый папанька, за которого его столько времени мальчишки дразнили, в первый раз на людях схватился за глаза и, зашедши за угол первого дома, долго за ним простоял, делая вид, что сердится и признавать Михайлу не хочет, пока сам Михайла не подошел и не тронул его за плечо:

- Пойдем-ка, сынок, в салаш к стаду, у чужого плетня и тени хорошей не сыщешь!

Мишутка отер кулачками глаза, и с той поры спали они на берегу Дубны в шалаше, где у нас спокон веку пасется ночное.

Так все и пошло по-старому, Мишутка, как и прежде, пас сельское стадо, а Михайла с палочкой обходил округу за подаяньем и продавал мироедам по полушке за три фунта куски.

*****

По возвращении домой пуще всего одолели Михайлу расспросы, как да что, такой дотошный и неспокойный народ, но мало чего от него дотолкались: тае да тае, дело не мое, старик вернулся совсем невразумительный, быстротой речи и соображения Михайла не отличался и раньше, кто его помнит, а тут и совсем из человека слова не вытянешь, только бородой трясет и глазами слезоточит: дескать, правильно… верно, чего могут тут говорить, когда и без разговору все ясно!

Только палочку свою перебирает в руках, и уж не прежняя Михайлова палочка, которую хорошо знал всяк и каждый, не один раз держал ее из пустого любопытства в руках, а из некоего заморского древа, у которого древесина похожа на человечье тело с содранной кожей, перевита она бугорками, как будто под первым слоем спрятаны жилы, по жилам токает кровь и хоронится жизнь; на таком-то древе, а совсем не на осине, как говорит неразумный поп Федот, в старину удавился Иуда, в той стороне осину за сто рублей не найдешь, темный корень у этого дерева, и сидит оно на добрую сажень в земле, а цветет очень красиво, увешается весной цветами - не наглядишься, и цветы на ем похожи на слезы, а также в дереве крепость большая - посоху такому износу не будет, и человека с таким посошком, если встренется где на дороге, смерть до время обходит!

- Выбрал дерево тоже, - осудил поп Федот, когда до него дошел разговор, сам он отгонял от окна Михайлу, когда тот ненароком у попа за куском постучится, а попадья даже плевала вдогонку и крестила порог, -нечего сказать! И какой дурак прозвал Михайлу Святым, среди святых удавленников вроде как не бывало!

- Да оно что верно, то верно, - качали головами мужики, - а все же…