Князь мира (СИ)

— Да, сынок, — полковник рассеянно кивнул. — Аккурат, как наш педофил напал на старичка в пальто. В салоне служебной машины хрен что прочтешь, пепел с пластика тут же осыпался, но клянусь, это «Убийство», и в тот же миг, как отозвалась рация. Водитель только хрюкнуть успел.

— А сам педофил?

— Отправился к своим ублюдочным предкам, вот что! Итого два горелых: чертов любитель детишек и наш бравый Гужар.

Полковник поймал взгляд Алеша и удерживал его, пока полицейский не поежился.

— Ты понимаешь, что могло быть пять горелых, а? — скрипучий голос Вита прорезал полутьму. — Это только для начала два: педофил и исполнитель — а еще ты, я и начальник главного управления. И в первую голову мы с тобой.

— Да.

— И почему же горелых два, а не пять? — резко спросил Вит.

— Петер Стелик установил не справедливость, а свой диктат, — оттарабанил полицейский и тут же принялся пояснять: — Понимаете, это ведь не справедливость в чистом виде. Скорее, как она видится конкретному человеку. Его произвол: захотел покарал, а захотел нет…

Полковник долго молчал. Ослабил воротник. Достал из кармана шелковый платок, долго и тщательно складывал — а потом промокнул со лба пот.

— Вот что. При тупице-служаке нам снова потребуется кодекс, что можно делать, а что нет, — Вит поморщился. — Так что дело с «Унынием» далеко не прячь, пригодится. Это вопрос пары недель… но тебя же интересуют не президенты и не их хотелки?

— Так точно, господин пол…

— Да-да, я знаю, что ты скажешь! Напомнишь мне про проводы и все такое.

— Вит снова умолк, по скулам его перекатывались желваки. — Ладно. Иди, меч правосудия. Завтра договорим. Нам бы только фанатика переждать, слышишь? Потом будет проще, потом все поправится… А пока иди. Иди.

Господи, какая глупость! Что поправится, что может поправиться?

Но Алеш молодцевато щелкнул каблуками и вскоре прикрыл за собой дверь — пока полковник не передумал.

От этой самой двери — и до завтрашнего утра — во всем городе остался Мир и только Мир.

В двадцать шесть он не понимал, что такое сын. Все его чувства — редкие мгновения, когда безмозглый розовый комочек его умилял. Куда чаще Алеш испытывал усталость, раздражение, а вскоре — злость. Данка вдруг разлюбила его. Вот так, внезапно и без предупреждения. Их чувства, проведенные вместе годы, все увлечения и грандиозные замыслы — рухнули, едва появился ползающий, пачкающий, как щенок, и вечно орущий младенец. Они с женой смотрели стеклянными от недосыпа глазами. Они перестали друг друга понимать. Да что там, не слышали, не разговаривали. Как пуленепробиваемое стекло.

Лишь шаг отделяет нелюбящую женщину от нелюбимой — просто не каждый мужчина готов его проделать.

Но у Алеша получилось всего за год.

А изменилось все… черт возьми, когда же изменилось? Мирке исполнилось четыре? Пять? Когда они с сыном впервые поговорили? А может, то было в день, когда Мир познавал силу тяготения — тогда, в парке, на мостике над водопадом, когда сын бросил крохотный кабриолет в пенные струи?

По старой привычке Алеш прикрикнул… а после не понял, как вышло, что мальчик у него на руках, а он не знает, кому из них досталось хуже: Миру, оттого, что большой умный папа закричал — или ему, оттого, что сорвался на сына?

Он принялся искать этот чертов кабриолет: от водопада вниз и вдоль ручья — по всему парку — и, конечно же, не нашел, и с тоской повел сына к Дане, убиваясь над проклятущей машинкой, даже когда Мирка ее уже забыл.

Все они: Данка, Ришо, и Вит тоже — все уверены, что мир меняется к лучшему, что осталось подождать, ведь стало чище, честней и безопасней… и только Алеш Барда, как заведенный, твердит, что все летит в бездну.

А может, это он не прав?

Недели не проходит, чтобы Ришо не совал ему под нос статистику.

— И как по-твоему, что это значит?

— Все сыплется, — Алеш переложил листы отчета. — Ни у кого нет денег. Машина стала роскошью.

— Не ври, машин восемьдесят процентов. Нет, это значит, что ДТП — даже, зараза, ДТП — и тех меньше. Просто стали осторожнее водить.

Три месяца — борьба, семейные споры и скандалы. Смешно, даже в мелочах… к примеру, Ришо давно перестал говорить «если все пойдет хорошо» — только «когда все пойдет хорошо». А в день, когда одноклассник Мира остался без родителей, Дана заметила:

— Слушай, ты видел? Цены-то упали, вот просто… упали все цены! Можно сделать из лоджии такой уголок, почти сказочную беседку. Или новую детскую для Мирки.

Три месяца.

Три чертовых долгих месяца!..

Теперь же Данка принялась ворчать, словно заправская старуха. Устала, мне холодно, не помог собраться — поток бессмысленных пустых слов, даже не для того, чтобы пожаловаться. Просто он должен помнить: это его идея, его, сама она ни в жизнь не сорвалась бы с места.

Темень и впрямь сгустилась вокруг машины, стала почти бездонной. Лучи фар — вытянутые круги света — выхватывали то развалюху, то выбоину в асфальте, а то покосившийся столб с провисшими проводами.

В предместьях Даница как будто пронеслась война.