Князь моих запретных снов (СИ)

Принялась нащупывать пульс – и не могла. Так и замерла, положив голову ему на грудь, мыча, как раненное животное, не переставая стискивать его руки. Как же так? Почему так несправедливо? Почему ар Мориш – живет и здравствует, а человек, которого я люблю, уже нет?

Что я буду делать теперь, без Винса?

Тело подо мной судорожно дернулось, раз, другой. Вконец ошалев от внезапно нахлынувшей, недоверчивой радости, я приподнялась и заглянула Винсу в лицо. Он моргал на меня совершенно неосмысленным взглядом, губы что-то шептали.

- Винсент! – снова целую его, хватаю за руки, - живой!

Взгляд князя Долины остановился на мне, медленно обретая осмысленность. А потом он вцепился в меня мертвой хваткой, притянул к себе, прижал к груди.

- Ильса… Моя маленькая. Видишь, я выбрал… Выбрал тебя. 

Эпилог.

Вместе с тем, как опадали последние листья, пустел замок Бреннен. Ничего в этом не было странного: ведь духи Сонной Немочи и дух Пробуждения уничтожили друг друга. Выдергивая тело сестры в наш план бытия и сворачивая ей шею, Винсент очень хорошо понимал, что делает. Он ведь замыслил это много лет назад, но тогда ничего не вышло, а чувство вины, которое он испы-тывал, было слишком большим и горьким, чтобы вытащить сестру из Долины Сна и ее убить. В этот раз он все-таки сделал выбор, едва ли осмысленный – поначалу он совершенно точно был готов обменять мою жизнь на свою пусть и призрачную, но все же надежду, выторговать меня у сестры любой ценой. А когда дух, владеющий телом Флавии, не смог противостоять желанию сожрать меня, действовал по наитию. На раздумья времени не осталось, и Винсент сделал то, что сделал. Убил то немногое, что осталось от Флавии, и спас меня и мастера Бриста.

И теперь, когда не стало ни духа Сонной Немочи, ни самой болезни, ни Долины Сна, сноходцы разъезжались кто куда. Все они – после службы или учебы в ордене - остались людьми весьма обеспеченными, и поэтому ни у кого не стояло вопроса ни о том, куда отправляться, ни о том, на что жить.

Первым уехали братья Шезми. Тихо, ни с кем не прощаясь, на второй день после того, как в замок пришло уведомление о том, что орден сноходцев прекратил свое существование за ненадобно-стью.

За ними потянулась прислуга, грузили на телеги пухлые узлы, то и дело ощупывали тяжелые кошельки у пояса. Также быстро начали разъезжаться и ученики. Примерно через месяц после того, как не стало ордена, за Аделаидой приехал ее отец. Она пришла попрощаться, обняла меня, едва не переломав ребра.

- Я бы осталась, - сказала, всхлипывая, - но папа говорит, что я, со своим честно заработанным золотом, такая завидная невеста, что к нему уже выстроилась очередь женихов. Наверное, надо поехать и посмотреть, что там. Вдруг кого-нибудь выберу?

- Поезжай, - прошептала я в шерстяную ткань ее платья, - только не торопись со свадьбой, а?

Аделаида молча погладила меня по волосам и пошла прочь, а я кожей все еще ощущала тепло ее больших ладоней. Говорить что-то еще не хотелось, прощаться долго - слишком больно. Я чересчур хорошо помнила, что именно Аделаида верила в меня тогда, когда не верил почти никто. На пороге она остановилась, окинула меня долгим взглядом, а потом прыснула со смеху.

- Видела бы ты себя сейчас, Ильса. Лицо как на похоронах, клянусь Всеми! Ну, не печалься, мы можем ездить друг к другу в гости, если, конечно, ты не зазнаешься, герцогиня ты наша. Или кто ты там скоро будешь?

Я пожала плечами, всем видом показывая, что не понимаю, о чем она. Аделаида шутливо погро-зила мне пальцем, а потом все же ушла. А я постаралась получше запомнить ее полное и доброе лицо. Кто знает, суждено ли нам еще раз встретиться? Жизнь – чересчур сложная штука, чтобы ее предсказывать.

Потом уехал Альберт и ожидаемо увез с собой Габриэль. Накануне отъезда он пришел ко мне с бутылкой вина, мы выпили по паре рюмок.

- Я женюсь на ней, - говорил Альберт, весело улыбаясь. У него это получалось привычно-криво, косо, но как-то зажигательно – так, что хотелось улыбаться в ответ.

- Так что я сделал Габи предложение, и она согласилась. Собственно, не вижу ни одной причины, почему она должна была отказать. Тем более, что за день до этого ей пришло письмо из дома, родители требуют, чтобы она вернулась и все-таки вышла замуж за того старикашку.

- Вы решили устроить побег? – я немного опьянела, и потому с моего языка бойко слетали вопросы, которые я бы раньше не задала.

- Ну да. Сбежим, а потом заключим брак в первом попавшемся храме Всех. Почему нет?

В глазах Альберта прыгали смешинки. Он усмехнулся, механически провел рукой по растрепав-шимся волосам.

- Ты не держи на нее зла, Ильса, - сказал он, - и, знаешь, Габриэль не придет с тобой прощаться. Ей очень стыдно за то, как она себя повела… Но она очень надеется, что когда-нибудь ты ее простишь и напишешь. Напишешь ведь?

Я кивнула. И Альберт кивнул, прекрасно понимая, что никто никому писать уже не будет. Я не держала зла на Габи, но с собой ничего поделать не могла. Наши дороги разошлись, едва сопри-коснувшись.