Князь моих запретных снов

Утро выдалось солнечное, стекла витражей сверкали – и синим ультрамарином, и сочным гранатом, и ярким яичным желтком. В воздухе витал запах сдобных булок, еще горячих, только-только из печи.

Мы с Габриэль устроились с краю стола, Аделаида отправилась «поболтать вон с той девочкой».

– Ладно, – наконец сказала подруга, – раз ты не переживаешь по поводу цветка, то и я не буду. Хочется верить, что Альберт прав и розы подбрасывает не убийца.

Она взяла из плетеной корзинки булочку, присыпанную тмином, и хищно впилась в нее зубами. Надо сказать, дни, проведенные в замке, благотворно сказались на аппетите Габриэль: теперь она съедала всю порцию, да еще и вечерами канючила на кухне чего-нибудь вкусненького.

– Я все же волнуюсь, – призналась я, – ведь по-прежнему неясно, кто ее подбросил.

– Но, конечно же, у тебя есть по этому поводу соображения? Но ты пока молчишь?

Потянувшись к кружке с киселем из ревеня, я лишь улыбнулась.

– У меня нет соображений, Габи. Ну кому я здесь могу понадобиться?

– Про розу надо бы сказать мастеру Бристу, – шепнула она.

– Не надо. – Я поняла, что краснею.

– Ага, все-таки знаешь, кто это мог быть?

– Не знаю… – «Но надеюсь».

– Девушки, извольте завтракать, а не шептаться. – Гвейла Шиниас таинственным образом оказалась за нашими спинами. – Все уже расходятся на занятия, а вы только-только пришли.

Она прошелестела мимо своим роскошным платьем, прямая, строгая. Ни единой прядки не выбилось из гладкой прически. Габриэль проводила ее неприязненным взглядом.

– Вот уж не знаю, почему она мне не нравится, – прошептала на ухо.

– А мне кажется, она хорошая, – возразила я, а сама подумала, что больше прочих мне пока что не понравилась лекарша, Фелиция.

Наверное, именно поэтому я так и не зашла, чтобы взять сонное снадобье.

А может быть, и по другой причине…

Я вздохнула. Почему он не позвал меня этой ночью? А вдруг… с ним что-нибудь стряслось? Эх, и как узнать, чтоб наверняка?

Кто-то, проходя мимо, неловко толкнул меня в спину, да так, что я едва не свалилась со скамьи – сидела на самом краю.

– Осторожнее! – возмущенно прикрикнула Габриэль. – Не на базаре!

Какие-то парни, я даже не разобрала кто. Да и что поймешь по спинам в одинаковых серых форменных рубашках?

Однако, когда я вновь посмотрела на стол перед собой, что-то изменилось. Прямо на тарелке лежал обрывок бумаги, скатанный в плотный шарик. Я растерянно взяла его, развернула – и все внутри рухнуло в ледяную тьму. Руки затряслись, перед глазами тряхнуло серым полотнищем.

– Ильса? – голос Габриэль как будто издалека.

«Ты сдохнешь, сука», – вот что было там написано.

* * *

Как только закончилась практика у Гвейлы Шиниас и сама она величественно выплыла из аудитории, я все же решилась, подошла к Альберту. Хвала духам, ар Мориш действительно не пришел на занятие, видать, хорошо по нему прошлись розгами – иначе не представляю, как бы я смогла сидеть и спокойно записывать в тетрадь правила привязок, соотнесенных с интенсивностью теплых волн.

– Ты не мог бы проводить меня к мастеру Бристу? – спросила тихо, комкая пальцами жесткий подол платья. – Сперва мы отведем Габриэль в нашу комнату, а потом… ну, если тебе не трудно…

И запнулась, глядя в блестящие глаза парня, по выражению которых было совершенно невозможно что-либо понять.

– Ильса, – он бросил молниеносный взгляд в сторону мрачной, словно грозовая туча, Габриэль, – тебе вовсе не нужно краснеть и заикаться, если ты хочешь меня о чем-то попросить. Поверь, я тебе – не враг. И если тебе нужно, чтобы кто-то проводил тебя к Бристу, а затем обратно, – я это сделаю. Мне несложно.

Я рассеянно кивнула и невольно нащупала в кармане кулон. Теперь, правда, там лежал и тот злополучный клочок бумаги. Интересно, это ар Мориш настолько меня ненавидит? Или кто-нибудь еще?

– Идемте, – решительно сказал Альберт и взял под мышку тетрадь.

Через полчаса я уже стучалась в рабочий кабинет Орнуса Бриста и, заслышав басовитое «входите», толкнула тяжелую дверь.

…И меня тут же, бережно заворачивая в кокон, обволокло запахами древесины и лака. Неожиданно для кабинета мастера клинков.

Я быстро огляделась и поймала себя на том, что улыбаюсь – улыбаюсь вопреки всему, что со мной случилось за последние дни.

Я никогда не бывала здесь раньше – и очень жаль. В светлом, с тремя окнами кабинете все казалось воздушным, словно летящим, сплетенным из тонкой золотистой паутины. Хитрость в том, что завитки, сложные плетения, почти невообразимые изгибы – все это было из дерева. Изысканные спинки стульев, такие ажурные, что к ним страшно прикоснуться, – деревянные. И кресло-качалка в углу – тоже. И даже панели на стенах с резными орнаментами из листьев выполнены из светлого, почти белого дерева. Единственное, пожалуй, что здесь не выглядело воздушным и как будто выплетенным, так это два больших тяжелых стола. К дальнему крепились тиски, самые настоящие, какие я видела не раз в деревне, и там же были разложены светлые доски и стояли бутылочки с темной жидкостью, вероятно, с лаком. На столе, который стоял ближе к двери, были беспорядочно свалены в кучу книги и свитки.